Хотя до
моих родных Крысок осталось всего ничего. Полдня и я увижусь с
нянюшкой и близняшками. Четыре года их не видел. Как только мне
семнадцать стукнуло, папаша меня в Академию спихнул. Ну, как
спихнул. Он просто увидел однажды, как мы с Ташкой и Сашкой в
прятки играем. Они прятали в саду разную дребедень, а я находил.
Всегда. Только мне для этого надо было вещицу в руках подержать. А
папаша наш оказался наблюдательным и сообразил, что у меня имеются
кой-какие магические способности. В общем, он самолично отвез меня
в Вессалину, оставил там, и за все это время домой не звал. Писал,
что, мол, учись, а на каникулы езжай куда-нибудь подзаработать,
заодно и побираться не будешь. Что означало – не буду побираться у
него. Было обидно, конечно. Я ведь и не заикался ни о чем. Не
просил. Меня в Академии и одевали и кормили. Ну, как одевали и
кормили… я не привередливый.
Все
ученические отпуска, и зимние и летние, я пристраивался то
грузчиком в порт, то шлифовал стекла под зеркала в единственной на
всю Вессалию зеркальной мастерской, то бегал на подхвате в
кожевенной лавке, в которую взяли по знакомству – у меня там друган
с бурсы околачивался. А однажды таскал краски в ткацком доме, где
ткали знаменитые вессальские шелка. Правда, долго я там не
продержался – споткнулся и опрокинул чан с зеленой краской на себя,
да так, что отмыть не было никакой возможности. Ходил ярко-зеленым
два дня к жуткой радости приятелей и недругов – да, такие тоже были
– пока не попался на глаза ректору академии Балору. Тот невозмутимо
осмотрел меня с ног до головы, щелкнул пальцами и пошел дальше. А
меня обдало горячим ветром, и моя физиономия вернула себе
нормальный цвет.
На третье
лето Балор вызвал меня к себе в кабинет, и, сунув в руки бумажный
листок, сказал:
— Тишан, я
вижу, ты маешься от безделья. Поработай вот. Это письмо моему
знакомцу в Россу. У него там торговая лавка, называется «Хрусталь и
алмаз». Отдашь письмо, он тебя на рудники пристроит. У него и
поживешь, а если надо, ему и по хозяйству поможешь. Иди.
То, что я
был на восьмом Небе от радости говорить, наверное, не стоит. А я
был! И поехал, и отдал письмо, и приняли меня помощником мастера по
осмотру шахт на Серебряных Рудниках Россы. И заработал я себе за
две неполных луны столько, что хватило и одежку прикупить получше,
чем мои обноски, и отъестся за последний год учебы – хоть кости уже
не выпирали. И даже на поездку домой немного осталось. Такой вот я
бережливый.