Кики сдвинула брови, ее маленькая ладошка коснулась рукояти
катаны, а бугай лишь усмехнулся и нахально заявил:
– Не усугубляй, старче. Лучше опусти свою пукалку на землю, а не
то худо будет.
– Худо говоришь?! – удивился дядя Боря. – Кому это худо? Это
ведь я держу вас на мушке, уголовники проклятые!
– Ну, потом не ропщи на том свете, что я не предупреждал, –
ухмыльнулся бугай и вдруг засвистел.
А еще через секунду, позади раздался треск ломающихся веток.
– Фас, Гризлик! – гаркнул амбал.
Дядя Боря лишь успел развернуться и тут же встретил смерть.
Смерть пришла с рыком, мохнатая, вооруженная клыками и когтями.
Мощная медвежья лапа ударила по дяди Бориной голове, отчего та
разлетелась, словно перезревший арбуз, мякоть и косточки полетели в
стороны, но запахло отнюдь не бахчевой ягодкой, а разорванной
человеческой плотью. Тело упало на асфальт, части головы, что выше
усов, уже не было, но зверь на этом не успокоился, а, рыча, впился
в горло мертвого охранника и стал рвать его на части.
– Пресвятой Троцкий, – пропищал Валек и закрыл глаза, погружаясь
во тьму, лишь рык медведя, его чавканье мертвой плотью недавнего
товарища и запахи крови, гари и «Красной Москвы», такой нелепой
нотой осевшие в сознании, напоминали, что он еще жив, и это отнюдь
не дурной сон, при котором стоит только открыть глаза и бабайки
исчезнут. Поэтому Валек и не спешил открывать глаза, не спешил до
тех пор, пока не ощутил новый аромат, аромат самой смерти.
Отвратительный запах гнили, желудочных соков и мертвечины,
смешавшийся в один зловещий одеколон, гвоздем пробил мозг парня, а
затем мощный рык и капли слюны, упавшие на лицо, заставили Валька
все же разжать веки.
Медведь стоял прямо напротив и, кажется, уже готовился вонзить
огромные острые клыки в хрупкий человеческий черепок.
– Я сама! – вдруг произнесла девочка-азиатка.
– Пожалела?! – усмехнулся амбал. – В нашем деле, девочка, эмоции
это лишнее… Впрочем, как хочешь. – Здоровяк пожал плечами и
гаркнул: – Гризлик!
Медведь прекратил рычать и повернул мохнатую голову на
хозяина.
– Иди сюда, – велел уголовник.
– Рррр, – постарался возмутиться косолапый, он явно не желал так
просто рустоваться с добычей.
– А ну цыц! Сюда я сказал! – рыкнул амбал, и медведь вдруг
покорно склонил голову, заскулил, как пес, и затрусил к хозяину. –
Плохой, Гризлик, – донеслись до Валька слова удаляющегося вместе с
питомцем бугая, – нам нужно будет серьезно поговорить о твоем
поведении… ты чего это, косолапик, меня перед людьми позоришь…