— Как ты, Ксения Борисовна, как ко
мне относишься? – очередной шокирующий вопрос.
Пауза и тишина говорили о том, что я
вряд ли дождусь ответа. Может, и перегнул палку. Спрашивать у девы,
пусть не девы, женщины, о том, как она ко мне относится, это
нарушение устоев, наверное, я в этом времени мало еще общался с
женщинами, хотя организм и требовал, чтобы понимать их. По правде
сказать, не слишком большим знатоком женщин я был и в покинутом
будущем.
— Иной ты, прав был Владыко, -
сказала Ксения и в этом ответе я смог немалое услышать.
Во-первых, еще Игнатий говорил, что
Ксения не желала называть его ранее Владыкой, признавая, что
патриарх на Руси только Иов, причем она в этом была права. Сейчас
высший церковный сановник, Игнатий, который ассоциировался только
со мной, поставлен исполнять обязанности патриарха исключительно
лишь моей волей. Следовательно, женщина признает меня, может, и
частично.
— Я желаю, чтобы имя отца твоего, как
и брата, и матери, перестали хулить. Перехоронить царя Федора
Борисовича и царицу Марию Малютовну, - перешел я уже к сути
проблемы.
— А батюшку моего ты же повелел
достать из гробовины и порубать, да скинуть в реку, - меня одарили
злым, отчаянным взглядом.
— Ты услышала ли меня, Ксения
Борисовна, али ты все еще инокиня Ольга? – не серебряным, но
стальным голосом, спросил я.
Намек был понят Ксенией. Она
прикусила губки… может и не такие они и некрасивые, даже,
напротив…
— Кто я для тебя… иного тебя? –
растерянно спросила девушка.
Именно девушка, так как, несмотря на
то, что ее живот выпирал даже из бесформенного сарафана, она была
юна, но уже достаточно взрослая, чтобы восприниматься мной, как
мужчиной. В ее глазах появился блеск от выделений слезных желез,
она стала такой… беззащитной. Мне захотелось оградить Ксению от
всех невзгод, создать все условия, чтобы родился здоровый ребенок.
Я отводил этот морок, но получалось так себе. Я защитник, она
нуждается в защите. Оставалась бы такой независимой, так нет же,
слезы…
— Ты нужна мне, кабы скрепить
державу, обзавестись наследником и стать прочно на троне. Ты будешь
царицей, но не стану позволять тебе повелевать мной. Любая крамола
супротив… - я не стал продолжать, и так было понятно, что
произойдет.
— А сколь ты, государь-император,
жалеешь меня? – опустив глаза, спрашивала о любви женщина.