Сейчас наступило время Перет — время
всходов, и берега реки покрылись ровной нежной зеленью. После
месяцев иссушающей жары, превращавшей землю в подобие камня, после
месяцев разлива, когда Нил казался бескрайним, привычная любому
северянину свежая травка и листья казались каким-то чудом.
Изумрудные поля и веселые люди, поющие протяжные песни, говорили о
том, что урожай будет добрым. На этот раз Нил смилостивился над
своими детьми. Он дал воды не много, и не мало. Он дал ее ровно
столько, сколько нужно для того, чтобы удобрить поля. Малый разлив
— голод. Большой разлив — наводнение и разрушенные дома. Местная
жизнь оказалась очень хрупка и очень непривычна. Для начала Вацлаву
запретили пить воду, только противное кисловатое пиво. Воду можно
было бы прокипятить, но Нил был до того грязным и мутным, что
Вацлав беспрекословно подчинился. Пить такую воду — чистое
самоубийство.
Как его занесло в такую даль? Очень
просто, он получил приказ. Ему нужен истинный повелитель этой
земли, ее патриарх. Владыка Вениамин прятался от властей, и по
слухам, он укрылся в одном из монастырей в Верхнем Египте, где
власть императоров была эфемерна. Здесь людей держали в капкане две
пустыни, обнявшие великую реку, а вовсе не солдаты префекта. Их тут
было очень мало, а значит, чем дальше на юг, тем больше тех, кто не
боялся верить так, как верили их отцы. Монастыри южных пустынь были
оплотом монофизитов.
Лицедеи, с которыми он путешествовал,
делали вид, что идут поклониться святым местам, а представления они
давали для того, чтобы не умереть с голоду. Пока что им верили.
Толстяк Евномий никуда не поехал, он остался охранять дом, который
купили артисты после того дела в Константинополе. А еще артисты
дали клятву служить новому господину, в щедрость и силу которого
они уверовали безоговорочно сразу же после аванса. Они поднимались
вверх по реке очень долго, пока не случилось вот это...
— Прости меня, святой отец, я грешна,
— Анна поцеловала руку священника.
— Ты желаешь принять причастие, дочь
моя? — немолодой уже смуглый египтянин пристально смотрел на
лицедейку. — Это нелегко. Твое племя грешно изначально. Когда ты
творила блуд в последний раз?
— Я живу в браке, святой отец, —
опустила глаза Анна, и добавила. — А блуд у меня был год назад. Мы
тогда с голоду умирали. С тех пор я верна мужу, и мне уже отпустили
этот грех. Я хочу принять причастие и исповедоваться.