— Не вяжется, Ларочка! — вновь привычно возбудился доктор. —
Вообще никак не вяжется! — и далее продолжил уже спокойным тоном: —
Вот поэтому я и подозреваю, что Сугробин лишь позволил своему
другу, в кавычках, устроить себя на работу лишь для того, чтобы
каким-то образом повлиять на положение дел в его фирме и — возможно
даже — привести эти дела в плачевное состояние.
— Да вы что?! — засомневалась Ларочка. — Неужели вы полагаете,
что Сугробин на это способен?
— Да, Ларочка. Именно Сугробин то на это и способен.
— Но как же его ответственность? Ведь вы же сами сказали, что с
детства он чувствовал ответственность за своих сестёр.
— Ответственность, Ларочка… — доктор выдержал паузу, глотнул чаю
и продолжил: — Всю некогда бывшую ответственность, к сожалению,
поглотил алкоголь. Как вы понимаете, Ларочка, в Чечне ему пришлось
насмотреться на всякое… И многие, вернувшись из этого ада, уже не
смогли найти себе место в новой российской реальности. Из таких
оказался и наш герой. Физически он продолжил существовать и даже
обзавёлся семьёй. Но душа его осталась где-то там, среди Кавказских
гор, с теми, кто оттуда не вернулся. И самое прискорбное, что таким
образом наш герой продолжил традицию своего отца не только в
отношении к алкоголю, но и в отношении уже к своему сыну.
Интуитивно он испытывает к нему всё больше и больше апатии.
— Да-а-а, — констатировала Ларочка, — «Отцы и дети»… — и потом
спросила: — И что же вы будете… — потом резко исправилась: — И что
же мы будем делать? Как мы будем помогать Сугробину?
— Проблема Сугробина в том, что из-за вышеперечисленных событий
он перестал верить людям. Вот выше мы обсудили вопрос о том, что, в
сущности, его отец не виноват. Но ведь и Грегорьев то, по большому
счёту, ни в чём не виноват. Он искренне хочет помочь другу,
разумеется не без чувства собственной вины перед ним за его отца.
Но Сугробин из-за своего чувства глубокой обиды не видит этой
искренности. Да что там говорить, он и во мне не видит друга, не
доверяет мне, видит во мне лишь стороннего наблюдателя своей жизни,
но никак не полноценного его участника. Это такая типичная
замкнутость алкоголика в своём внутреннем мире, невосприятие других
как части своего бытия.
— И что же делать? — нетерпеливо спросила Ларочка.
— Ну, здесь лекарство только одно: говорить клиенту правду.
Правду о своих подозрениях по поводу его разрушительных планов по
отношению к Григорьеву. И пускай эти подозрения не оправдаются,
пускай я даже прослыву в его мыслях эдаким параноиком,
насмотревшимся детективов, но мой врачебный, да и человеческий долг
обязывают меня свои подозрения высказать. И далее, уже исходя из
его реакции на мои подозрения, действовать по обстановке. Если мои
подозрения будут оправданы, тогда начинать убеждать его в том, что
последствия его действий будут необратимы и в прямом смысле
катастрофическими не только для него, но и для многих судеб: его
собственной семьи, семьи его сестры, а также прочих людей, которые
так или иначе связаны с этим проектом.