…Начались тяжёлые изнурительные переходы по этапам. Из-за контузии я ещё долго почти ничего не слышал, страшно болела голова, хотелось пить. Я с трудом держался на ногах, ребята поддерживали меня под руки. Настроение у всех было подавленное. Мы почти не переговаривались (это было запрещено). Каждый был погружён в свои безрадостные мысли. И всё-таки у меня в голове нет-нет да и мелькнёт шальная мысль вроде такой: а вдруг прямо сейчас будет высажен десант с кораблей, немцев разобьют и нас спасут? Увы, факты – упрямая вещь: было ясно, что город сдан и никакого десанта не будет. Потом я стал надеяться на внезапную атаку партизан. Дойдём вон до той высоты, а они там нас поджидают и спасут! Мне было легче идти, когда я так думал. Да и то, что мне было всего-то восемнадцать – в сущности, наивный пацан, – играло свою роль в моих мечтах. Намечал следующую высоту и снова надеялся. Проходим мимо одной высоты, мимо другой… Никаких партизан, конечно, нет.
Первая остановка на ночлег была в Байдарах. Мы не очень-то рассчитывали на то, что немцы будут кормить нас на этапе. Но была надежда, что хотя бы вечером напоят и накормят. Конечно, не было расчёта на сытный паёк в соответствии с положениями международного Красного креста о военнопленных. Но на кружку воды и кусок хлеба надеялись. А в реальности было так: нашу группу пленных офицеров заперли в сарае, не дав ни крошки хлеба, ни глотка воды… Пить хотелось страшно – ведь целый день мы шли под палящим солнцем. (Тех наших товарищей, которые по пути попытались напиться из ближайшей канавы, конвоиры застрелили на месте.)
Кто-то из ребят попытался вступить в разговор с немцем-часовым, чтобы попросить у него чего-нибудь из еды. Безрезультатно… Мы понемногу уже стали засыпать, когда заскрипел засов, открылась дверь, и нам бросили две буханки заплесневелого хлеба. Мы экономно вырезали плесень, разделили хлеб поровну. Каждому досталось граммов по сто.
Наш подавленное состояние ещё более усугубилось тем, что произошло ночью. Меня внезапно разбудили. Оказалось, что один офицер попытался покончить с собой, перерезав себе горло бритвой. В темноте было слышно его хриплое тяжёлое дыхание, стоны. Было темно. Я обследовал его наощупь. Стало ясно: ранение тяжёлое, повреждены крупные сосуды и трахея. Но что я мог сделать, если у меня не было даже бинта?..