Год этот запомнился еще и первым крупным провалом исследователя Лазарева: на том самом семинаре в ДК Ильича 9-го марта 1995 года Сергею Николаевичу в записке задали вопрос о внутреннем состоянии руководителя секты «Аум синрикё», и он, начеркав на бумаге изображение внутреннего состояния исследуемого объекта, вынес вердикт: «Зацепок я не вижу, у него поле чистое». И это он заявляет после выхода собственноручно написанной второй книги, где открыт уровень зацепки за духовность?! А ведь даже далёкий от всякой паранормальщины народ в те дни вовсю шумел, что все эти медитации японского сектанта на Красной площади, и его братание с чиновниками из окружения президента вконец добьют растерзанную доморощенными и чужими проходимцами страну. И вскоре «гром грянул»: десять дней спустя после диагностики Лазаревым Сёко Асахара, то есть 20-го марта, секта «Аум синрикё» под руководством человека «с чистым полем» совершила газовую атаку в токийском метро. Сергей Николаевич после случившегося теракта несколько выступлений подряд пытался «разрулить» очевидное фиаско своей диагностики.
Покидая 29-го декабря 1995 года мастерскую на Розенштейна после приёма, я подарил Сергею Николаевичу два бриллиантовых камушка, которые можно было бы вставить, например, в серьги – пригодится для его супруги или какой-нибудь родственницы. Он тоже уходил из мастерской, закончив приём, и я спросил его о вариантах квартир, присмотренных мною накануне для покупки. Лазарев, натягивая рукав тяжёлой зимней куртки, как-то изловчился пальцами просмотреть ситуацию и порекомендовал квартиру в высотном доме на площади Победы.
А через день после того приёма, ночью у меня началась «агония». Температура подскочила под 42, на прикроватной стене в моём затуманенном сознании вдруг нарисовались очертания двух монголоидных мальчиков. Между тем в соседних комнатах квартиры приятеля, у которого я остановился в Санкт-Петербурге после переезда из Якутска в ожидании покупки собственной квартиры, шла шумная вечеринка встречи нового 1996-го года. Но страдать и болеть мне не впервой, потому наутро, будто вчера и не умирал, перебрался во вновь приобретённое собственное жилище. Там, разумеется, первым делом позвонил в «Академию».
Как ни странно, утром 1-го января в офисе взял трубку «старик», и, известив сидевшего рядом Лазарева, что «пациент после твоего приёма чуть не умер», передал ему. Тот без церемоний просто начал кричать: «Что вы хотите, это полевая диагностика, вся ваша грязь всплывает на поверхность!» И тут из телефонной трубки мне в нос шибануло запахом спиртного, да так, что я резко отвернул голову в сторону. Улыбнувшись столь яркой материализации праздничного состояния своего телефонного собеседника, я, как обычно успокаиваю своих подвыпивших приятелей, начал ласково утихомиривать Лазарева. Встречный шаг к «разрядке напряжённости» сделал своё дело, и я стал излагать ему свои проблемы: