Фермер в замешательстве воззрился на меня.
– А как же невинная жертва? – едва мог выговорить он.
– Жертвы всегда невинны, друг мой.
Лицо фермера потемнело, словно от удара.
– Я ошибся в вас, ваша милость, – яростно проговорил он. – Мне показалось, от вас исходит иной свет. Но мне всего лишь показалось…
– И не назовите врагом друга своего, если не уподобляется он тебе в каждой малости, – только и мог сказать я.
Фермер в гневе отпрянул к зарослям терновника.
– И не произносите слово истины для сокрытия ложных дел ваших, – донеслось из темноты, и больше я не услышал ни звука. Джайлс исчез, словно никто и не говорил со мной.
3
Позади меня хрустнула ветка. Это могла быть всего лишь одна из сторожевых собак герцогини, которых я видел во внешнем дворе. Но возможно кто-то подслушал мой разговор с Джайлсом, и остается лишь гадать, как скоро леди Джейн узнает о нем и какие выводы сделает. Однако мне почему-то было все равно. Медленно брел я по аллее, ведущей к правому боковому входу в замок, и остановился, лишь услышав торжественно-гневный голос леди Энн:
– Ваша светлость, я прошу правосудия!
– Я принимаю вашу просьбу, – эхом отозвался холодно-величественный голос герцогини.
И тут же я услышал торопливый шепот:
– Энн, зачем вы затеяли все это? Вы давно не любовались казнью? Ведь вина этого безрассудного мальчишки очевидна…
– Возможно ли это, ваша светлость? – нисколько не сдерживаясь, закричала в ответ принцесса Миднайт. – Вы, чья обязанность вершить правосудие в государстве, знаете о преступлении и намерены не замечать его?
– До сих пор никто не обращался ко мне за правосудием, – жестко парировала леди Джейн. – А я не считаю возможным вмешиваться в приватные дела моих гостей.
– Кража не может быть частным делом, – воскликнула младшая, и в этот миг я, если бы мог, возненавидел бы ее.
Сделав несколько шагов вперед, я продвинулся к концу аллеи и теперь мог видеть скорбное лицо владелицы Найта. Еще мгновение назад, она видимо пыталась найти верные слова, которые остановили бы юную принцессу, но теперь эта надежда оставила ее. И лицо герцогини исполнилось каменной печали, какую можно видеть на ликах наших храмовых мадонн.
– Вы настаиваете на своем прошении, сестра? – протокольным тоном осведомилась она.
– Да, миледи, – твердо ответила принцесса Миднайт.