— Я сегодня поехала домой переодеться и взять кое-какие вещи,
чтобы ночевать здесь, рядом с тобой. А тут мне звонить Всеволод
Алексеевич и говорит, что ты полностью пришёл в себя и тебе уже
гораздо лучше.
Мама критически меня осмотрела, погладила по щеке.
— Всё равно ты выглядишь очень болезненно, сынок, такой худой,
тебя надо покормить. Тебя ещё не кормили?
Я покачал головой.
— Нет, мама, не успели ещё.
Мама всплеснула руками:
— Да что же такое, человек ел последний раз неизвестно когда, а
его и в больнице голодом морят. Эх, ничего я не приготовила.
Мама встала с моей постели и подняла с пола сумку, которую так и
бросила, вбежав в палату.
— Сейчас мы посмотрим, что у меня тут есть.
И по чудесному мановению её тёплых рук из сумки появился банан и
баночка питьевого йогурта. Я смотрел на всё это как на самое
настоящее чудо.
В отличии от врача, я своё исцеление не считал чудесным,
принимал его как должное, но вот это. Просто йогурт и банан,
которые мама извлекла из своей маленькой сумочки — это было самое
настоящее волшебство. Волшебной оказалась и скорость, с которой я
всё это поглотил, не прошло и двух минут, как от банана осталась
только шкурка, а от йогурта только упаковка.
Раньше, ещё в детстве, меня раздражала её чрезмерная забота. На
ум начали приходить эпизоды о том, как она не отпускала меня
вечерами гулять, не отпускала на ночёвки к друзьям, каждый раз
опасаясь, что со мной что-то случится. Когда я же стал старше, я
начал убегать из дома, чтобы встретиться с весёлой компанией ребят
постарше, так мы занимались не очень хорошими вещами. Сейчас
понимаю, что это была её забота обо мне, боязнь потерять
единственного сына, почему-то я не понимал этого раньше. Я считал
это желанием контролировать всю мою жизнь, все мои поступки и
именно потому я съехал от неё сразу, как появилась возможность.
Сердце защемило, когда я посмотрел на её седые волосы, лицо, по
которому крались глубокие морщины. Посмотрел в её тёмные глаза.
— Прости, мама, — голос опять дрогнул, я обнял её, а она
тихонько заплакала у меня на груди.
Я чувствовал, как сотрясаются её плечи, как горячие слёзы падают
мне на руки и обжигают, я сам почти заплакал.
— Ну чего ты, — я неловко пытался её успокоить, — всё хорошо, я
жив и смотри-ка — здоров, здоровее чем был до этого, столько
сил.