Но
я никогда этого не сделаю, сколько бы мне не внушали, что так проще и легче для
всех. Назвать себя виновной равносильно в моем случае самооговору, а это
бессмысленно. И неважно, сколько лет еще продлится следствие.
Я
вошла в женский корпус и замерла в пустом холодном холле. Поставила чемодан
рядом, некоторое время осматривалась, прежде чем меня обнаружила в задумчивом
состоянии госпожа Надежда.
-
И чего ты встала, девица? – поинтересовалась она сухо. – Иди дальше, налево по
коридору, и… Сама все увидишь. Твоя комната номер сто один.
Кивнув,
я подхватила чемодан, и сразу же немилосердно заныло плечо.
Мне
было холодно.
Не
из-за снега и зимних морозов, скорее холод в душе. И грусть от того, что я
снова осталась одна в этом жестоком и несправедливо мире. Можно храбриться
сколько угодно, но эта безжалостная система однажды раздавит меня, как бы
спокойно я не улыбалась в лицо опасности. Потому что сбежать из Тарияны нет
никакой возможности.
Обычно
студентов привозили с первого осеннего месяца по первый зимний. Это было
рандомно и особой роли не играли, обучение начиналось во втором зимнем месяце,
а значит, у меня еще будет время ко всему подготовиться и все узнать.
Ха!
Кого я обманываю?
Все
то время, что другие студенты будут тратить на подготовку к учебе и на
дружеское общение, я проведу на допросах, ставших уже серой и необходимой
обыденностью. Необходимой… для кого-то свыше. Не для меня, и даже не для
усталых полицейских лейтенантов и капитанов, которые искренне считали
допрашивать таких, как я, своим долгом.
Поборов
злые мысли, я решительно шагнула в коридор, на стене перед которым висела
табличка с черно-белой надписью: «Женское крыло».
Комната
номер сто один…
Странное
название. И жуткое. Пугало своей обреченностью в количестве цифр.
Когда
я подошла к двери, моя правая рука успела заныть еще сильнее, а к сердцу
прилила горькая обреченность. Что принесет мне эта комната: разочарование или
радость? Одну меня поселят, как опасную преступницу, или с кем-нибудь чьи
действия тоже не приглянулись правительству? Но я решила остаться вежливой, и
постучалась.
Тишина.
Ладно.
Судорожно
вздохнув, я снова взяла проклятый чемодан и чуть ли не застонала от боли.
Почему их делают из такой тяжелой кожи?! Вместе с тем отчаянно болело запястье,
вывихнутое шесть лет назад полицейским. Ему показалось, что я слишком много
думаю и слишком часто встаю со стула, потому что допрос длился уже сутки, а у
меня затекли ноги.