— Вам не жаль дочь? — кивнув, отозвался Берестов.
— Жаль, что её убили, — негромко произнесла женщина, останавливаясь рядом со мной. — Он выглядел очень печальным, когда Анечка перестала общаться с нами и замкнулась в себе.
— Вы знали причину, из-за которой девочка стала вести себя подобным образом? — тут же насторожилась я, и постаралась не выглядеть такой взволнованной.
— Как-то Виталя привёл сюда научного сотрудника из самой Москвы, мы сидели на кухне и ели пирог и обсуждали будущее Ани, — тихо проговорила женщина, — а она услышала, что вряд ли бабу возьмут в хирурги. Не женское это дело и всё такое. Она сильно из-за этого расстроилась. Я даже думала, совсем себя загубит. А потом её отправили в лагерь от пионеров и оттуда она словно другим человеком вернулась. Опять живая, радостная, но с нами практически не разговаривала. Только книжки читала и твердила, что всем покажет.
— Товарищ Фирсов вчера покидал квартиру? — постаралась учесть все нюансы подозрительного дела. — Чем он занимался с восьми до десяти часов вечера?
— Не знаю, я была в своей комнате… — отозвалась собеседница. — А он… В зале все это время, похмельем мучался. Вряд ли он в таком состоянии хоть куда-то мог выйти. Третий день пьёт, не просыхая. У него же вчера годовщина развода были, да и родители в этот же день умерли. Вот его никто и не тревожил, понимали, как ему непросто.
— А вас не беспокоило отсутствие малолетней девочки всю ночь и всё утро? — задумчиво протянула я, рассматривая толстуху. — Даже если она вам не родная, могли бы попытаться выяснить, где она пропадает, к тому же в тот момент, когда отец в таком состоянии.
— Я что больная лезть в эти отношения? — она удивлённо посмотрела на меня. — Ещё крайней окажусь. И так уже тридцать, а мужика нет. Лучше пьющий, но профессор, чем никакого. А чем там его дочка занимается, мне какое дело. У неё на это мать есть.
— Я готов, можем ехать, — из комнаты появился предмет нашего разговора.
— Надеюсь вы рассказали всё, что знали, — строго посмотрела я на женщину.
— Было бы чего знать, — махнула та засаленным полотенцем и скрылась на кухне.
— Если вы вспомните что-то необычное, позвоните мне, пожалуйста, — скупо улыбнувшись, я оставила на тумбочке в коридоре листок с номером телефона.
Всю дорогу до морга отец покойной порывался зарыдать, потому ему приходилось то тереть лицо, то кусать пальцы. Кажется, до него начало доходить. Пусть медленно и с опозданием, но начало. Наверное, увидев тело дочери, он даст волю слезам, но этого я уже не увижу, ибо у меня и так полно работы. Оставив отца возле дверей морга, я поехала в отделение с глупой надеждой на то, что удастся хоть что-то выяснить. Что в этот раз у маньяка случилась осечка и криминалисты обнаружили след, ведущий нас в правильном направлении. Глупо, но это последнее, на что я могла рассчитывать в данной ситуации.