Мне ужасно захотелось садануться головой о стол, чтобы мозги начали уже нормально работать, а не приплетать книжных героев к реальному делу, о серийном маньяке-психопате. Ибо в здравом уме и трезвой памяти, совершать такие зверства в моём представление было за гранью добра и зла. По крайней мере, сколько бы я не изучала материалы, ничего путного в голову так и не пришло. Раз так сто пересмотрев каждый лист, помимо испорченных описей, ничего подозрительного так и не нашла. Я страдала от собственного бессилья и не понимала, что ещё сделать, чтобы наконец-то потянуть за правильную ниточку.
Усилием воли подавила в себе желание приложиться-таки головушкой о столешницу и встала из-за стола. Вспомнив об отце и его совете на душе, немного полегчало, и я благополучно отыскала в себе остатки силы воли и принялась по сто первому кругу листать папки с бумагами. Но когда за окном стемнело и даже уличные фонари перестали разгонять тьму я встала из-за стола, закрыла все папки и убрала их в сейф, после чего поехала к домой. Очередной допрос Ломоносовых можно было провести и утром. Они хоть и ненадёжная, но пока единственная зацепка в этом деле. И коли отец советовал сконцентрироваться хоть на чём-то, то надо было это сделать. А там глядишь и само распутается, методом исключения.
***
Я сидела во дворе, который был той самой крошечной частичкой моего счастливого детства. Папа тогда ещё не стал легендарным опером, которого боялись все. его не завербовали в КГБ, и он постоянно находился рядом. Именно здесь я провела самые счастливые годы своей жизни, именно здесь познакомилась с ним... Обрела в полной мере счастье: в разговорах, тайнах, делимых на двоих, общих играх, книгах, общей мечте. И это было замечательно. То, как его маленькая ладошка сжимала мою, в тот миг, когда соседская собака сорвалась с поводка и бросилась на нас. Он защищал меня, боялся, но знал, что я слабее и не смогу за себя постоять.
Шли годы, и мы росли. Саша возмужал и уже улыбался так, что в желудке скручивало. И тут же прищуривался, смотря с лукавством и нахальной гримасой на устах. Да, судьба развела нас по разным уголкам необъятной страны, но что-то внутри подсказывало, что моя первая любовь не растеряла те нежные, те восхитительные чувства, которые были, между нами, в тот миг, когда счастье можно было потрогать пальцами. Те мгновения, когда в четырнадцать, мы робко пробовали целоваться за стеной у подъезда, чтобы вездесущие бабульки не доложили матери.