Последние слова мне было очень легко произнести,
поскольку они были чистейшей правдой.
- Самое главное, - сказал папа, чуть подумав, -
что этого не может знать никто. При всей нашей вере во
всемогущество науки – это не так. Нет никакого всемогущества даже
близко. Мы всех людей на планете досыта накормить не можем, какое
уж тут всемогущество… Про болезни и вовсе молчу.
Всё-таки умный мой папа, прямо гордость берёт.
Даром, что военный.
Последнее замечание хоть и кажется в какой-то
мере оскорбительным, но таковым не является. Правда вообще не может
быть оскорбительной. Оскорбительная правда. Чувствуете? Фальшиво
звучит. Просто каждое занятие человеческое накладывает свой
неизменный отпечаток. Военные – люди, для которых подчинение
приказу заложено в подкорке, а Устав – священная книга. Военный,
как никто, знает, что инициатива наказуема и наказуема жёстко.
Поэтому они и ведут себя соответственно. На первом месте –
исполнительность. Ум и глубокий анализ – на втором. А рефлексии и
вовсе места нет. Какая рефлексия? Родина приказала – вот и вся
рефлексия.
То же и профессиональные спортсмены. Я уже
упоминал, что в СССР официально профессионального спорта нет, но на
самом деле, фактически, есть. Чтобы достичь высочайших результатов,
нужно отдаваться тренировкам и соревнованиям полностью. Без
остатка. На другие занятия времени и, главное, желания не остаётся.
Опять же, развиваешь мышцы – страдает мозг. И наоборот. Исключения
есть, но они только подтверждают здешние правила. Типичный образ
учёного – лысый задохлик в очках и мятом костюме с пальцами,
испачканными чернилами и мелом. Спортсмена – мускулистый
здоровенный парень с одной мыслью в голове: быстрее, выше,
сильнее.
Гармонии в развитии – вот чего не хватает
советскому обществу в целом и отдельным людям в частности. На
словах мы к ней стремимся, а вот на деле…
Про гармонию в развитии индивида и общества
следовало написать ещё одну папку (возможно, и не одну), но с этим
я пока решил повременить, - справиться бы с тем, что уже
есть.
- Хорошо, - сказал папа. – Спрячу у себя. Но ты
уверен, что не нужно это отдать комитетчикам?
- У комитетчиков есть, - сказал я. – Меньше
этой, но есть. И вообще. Пусть сначала по антиграву решение
примут.
Маме, после некоторого размышления, я тоже
сообщил о папке с записями. В конце концов, мы семья, а в семье всё
должно быть общим – и радости, и победы, и трудности, и
повседневный быт. Сестре Ленке, конечно, говорить не стал. Довольно
её гениальной детской интуиции, которая подсказывает, что её брат –
не обычный человек. Подрастёт - всё узнает.