Я занял место в воротах на четвёртый удар.
Трибуны затихли.
Так. Сосредоточился. Собрался. Колени чуть
согнуты, плечи приподняты, руки на уровне пояса. Всё внимание – на
соперника. Как он ставит мяч на одиннадцатиметровую отметку. Как
отходит назад. Как разбегается…
Удар!
В этот момент время
замедлилось.
Я не перешёл в орно, клянусь, но было
так, словно перешёл.
Я видел, как медленно-медленно мяч оторвался от
поля и отправился в полёт, в правый от меня угол. Как практически
замер, с поднятой после удара ногой, соперник. Как застыла птица в
небе. Как мяч, в плотной, какой-то ватной тишине, медленно крутясь,
приближался к створу ворот примерно в метре от земли. Я сам, словно
повис в воздухе, в отчаянном броске, вытянув руку как можно
дальше.
Вот оно, отличие от орно! – находясь в
нём, ты чувствуешь себя таким же быстрым, как всегда, это остальной
мир замедляется, а тут ты сам будто в муха в
патоке…
Ну, ещё чуточку!! Хотя бы один
сантиметр!
Мои пальцы и половина ладони коснулись мяча, я
увидел, как он изменил траекторию и, словно протискиваясь сквозь
воздух, ушёл за стойку ворот.
И тут же время пошло с прежней
скоростью.
Я упал, перекатился через плечо, вскочил на
ноги. Команда и трибуны радостно орали. Соперник угрюмо молчал.
Следующий мяч я тоже взял, хоть уже и не так красиво (удар был
точным, но слабым, в тот же, правый от меня угол). А мы забили
дважды и одержали победу с общим счётом
шесть-четыре.
- Качать вратаря! – крикнул самый младший из
братьев Юрасовых – Женька.
Качать? Такой традиции у нас на Гараде не было,
поэтому я даже как-то растерялся и не сопротивлялся, когда сильные
руки товарищей схватили меня, перевернули на спину и подбросили
вверх…
После Нового года и зимних каникул я пошёл в
восьмой класс. Но сначала отметил своё четырнадцатилетие – возраст,
когда подростковый организм на всех парах спешит ко взрослому
состоянию. Половое созревание и всё такое прочее. Пушок над верхней
губой потемнел и сгустился. Эротические сны, главным действующим
лицом которых чаще всего выступала Наташа, участились и приобрели
отчётливо волнующий и даже где-то реалистичный
характер.
С настойчиво пробивающимися усами и бородой я
поступал просто – начал сбривать. Как раз утром двадцать пятого
декабря, в день своего рождения, и начал делать это регулярно.
Благо, появилось чем. Ещё будучи в Алмалыке, я как-то завёл с дедом
разговор насчёт бритья. Тогда бриться было ещё рановато, но я
понимал, что скоро этот момент настанет.