— А за каким хреном ты берёшь в долг у этого борова? — хмыкнул
я.
Батя опешил, лупая глазами, побагровел.
— Да ты как с отцом разговариваешь, щ-щ-щегол?!! — взревел он,
поднимаясь на ноги и опираясь на костыль.
Птица за пазухой буквально забилась в ужасе, так что мне
пришлось придерживать её одной рукой. Из-за шторки, отделяющей
родительское ложе от остальной хаты, робко выглядывала мать.
— Lyd!—свободной
рукой я начертил в воздухе рунуподчиненияи усилием воли отправил её к отцу. —Сядь!
Это незамысловатое воздействие опустошило меня даже с учётом
того, что я весь вечер потратил на развитие энергетического
источника, и мне даже пришлось ухватиться за косяк, чтобы не
рухнуть на пол. Похоже, следующее использование такой грубой силы
меня убьёт. Тело пацана не способно даже на элементарные
воздействия.
Зато папаша уселся обратно на лавку, испуганно глядя на меня. Я
множество раз видел этот взгляд, изумлённый и испуганный
одновременно, первобытный ужас столкновения с Неведомым всегда меня
веселил. Особенно, когда руна подчинения выбивает из головы все
остальные мысли и лишает воли.
Я некоторое время разглядывал пьяного калеку, размышляя, что же
с ним сделать. Скоро действие руны иссякнет, а взбешённый папаша
кинется на меня с костылём.
— Спи, — приказал я, и отец послушно закрыл глаза, продолжая
сидеть на лавке, лишь немного наклонился вперёд, клюя носом.
Я разулся, прошёл дальше, оглядывая жилище, наверняка кишащее
клопами, блохами и всеми остальными атрибутами бедности. Тут не
было ничего лишнего, настоящий минимализм, ставший модным теперь в
некоторых домах, только очаг, массивный стол, лавки вдоль стен и
шторка, закрывающая проход на родительскую сторону. У очага,
укрываясь овчиной, лежала сестрёнка, делая вид, что она спит, рядом
лежал набитый соломой тюфяк, предназначенный, видимо, для самого
Джага. Никакого личного пространства, понимаешь.
Отец всхрапнул, пуская пузыри слюны изо рта, я резко обернулся.
Нет, всё в порядке.
— Сына... Что это было? — приоткрывая шторку, шёпотом спросила
мать.
— Ничего, — буркнул я. — Иди спи.
Хотелось поскорее лечь, слабость всё ещё преследовала меня, и я,
не раздеваясь, рухнул на жёсткий тюфяк. Прохладно. Угли в очаге
давно прогорели. Скворца из-за пазухи я выпустил, и посадил наверх,
под самую крышу, на одно из перекрытий. Завтра поговорим.