— Огнёв, ты что такое лицо скорчил? —
услышал я голос учительницы Валентины Васильевны. — Заранее знаешь,
что напишешь диктант на двойку? Как в прошлый раз?
В классе раздался дружный смех. Все
знали о моей «грамотности». Несмотря на то, что читать и писать я
научился лет в пять, если не раньше, грамотно писать я так и не
научился. То есть «научился», но всего мгновение назад.
— Пожарский захотел стать Корчагиным,
— крикнул с задней парты Сашка Турыгин.
В классе раздался дружный смех, а
Валентина Васильевна говорит:
— Ну? Долго будешь кривляться?
— Я не кривляюсь, Валентина
Васильевна, просто больно стало, — честно сказал я, не уточнив
причину.
— Наверное, сочиняешь? Хочешь от
диктанта увильнуть? Что болит-то?
— Сейчас пройдёт… наверно. Да напишу
я диктант. Ни одной ошибочки не сделаю.
— Ой, ли? — засомневалась
учительница. — Это чтобы ты, да ни одной ошибочки?
— Да, ни одной. И уже не болит.
Про «уже не болит» я соврал,
конечно.
— Что болело-то? — спросила
учительница. — Может в медкабинет проводить?
— Не надо время терять, не болит уже
башка. Это так, случайно как-то.
— Ну-ну.
Боль и правда постепенно отступала.
Мозг, проверяя сигналы о ранениях, определял, что сигналы были
ложными, и последовательно отключал боль. Вот ведь как по-идиотски
устроен организм. Почему я не могу сразу, сам, зная, что всё в
порядке, отключить боль?
Итак, та ещё ситуация. Надо было
что-то делать, что-то решать. Надо было о многом подумать. Но
сейчас надо было играть роль первоклассника. Хотя… почему играть
роль? Я же и есть первоклассник. Я же это знаю, помню, но
одновременно помнил и другое. Во мне будто жили два человека:
первоклассник Саша Огнёв и доктор наук Александр Иванович Огнёв. И
это был один и тот же человек.
Ну ладно. Сейчас надо вести себя так,
будто ничего не случилось. Потом будет видно, что делать. Хотя… уже
ничего не поделаешь, ничего не исправишь.
Ну какой диктант может быть в первом
классе? Простенькие предложения из трёх-пяти простых слов. Да и
весь диктантик коротенький. Меньше, чем на пятнадцать минут. Когда
диктант закончился, и Валентина Васильевна собрала тетради, до
конца урока оставалось ещё минут десять.
Валентина Васильевна стала проверять,
как мы справились с диктантом. Я знал, что справился. Что такого?
Но я не мог понять, почему ещё вчера писал с ошибками. Ведь самый
ранний контакт со мной взрослым был, когда мне было пять лет.
Ответа я так и не нашёл, да и того контакта не помнил. Точнее,
помнил, и что был контакт, и что его не было.