Я протянул ему монету, и он жадно
изучил ее в свете экрана.
– Молчал бы уж, порнобарон! Мало еще
взял с тебя, ты поди там в своей секс-индустрии бабки тыщами
гребешь и девок каждый день новых имеешь.
– Тебе-то что, импотент вонючий? К
тому же не я это, понял?
– А вот скажи, как тебя зовут,
моментом проверю, – усомнился в собственной правоте шейх. – Мы по
титрам всех наизусть знаем, кто там у них чем занимается. Кто под
зад сучкам светит, кто их кремом умасливает, а кому повезло их
дрючить.
– Кулешов моя фамилия. Обломись,
папаша!
– Во-во, Э. Танк Кулешов! Что за
имечко, прости Аллах. За свет ты там отвечаешь, вот не поссать мне
больше в жизни! Что, не веришь? Тогда смотри на экран, скоро титры
пойдут.
Порядком офигевший, я вперился в
телодвижения актеров и стал с нетерпением ждать, когда они кончат.
Их тлетворные игры продолжались еще минут пять, не меньше. В
течение минуты я успел трижды взопреть и чуть сам не кончил, но
злорадное пыхтение старика спасло меня от конфуза. Он явно
предвкушал мое поражение в споре.
Я стер половой угар с мозгов и тут же
трезво понял, что мне следует срочно линять отсюда. Пора
подвинуться к выходу, а то этот старый козел еще заорет что-нибудь
вроде «Держи ломателя кайфа, братва!», и тогда станет очень туго.
Ну, пяток обдолбанных наркоманов я запинаю, если они не начнут
тыкать в меня ножами – а если начнут? И угораздило же вляпаться в
такое дерьмо! Об общем идиотизме ситуации я тогда к-театре,
естественно, не думал, были задачи поважнее.
– Эй, пенек, дискету я скопирую,
окей? – спросил я беззаботно.
У меня дико старый дабир, и его
универсальный порт еще готов скушать такой хлам. За это я его и
люблю. Неизвестно только, успел этот порт окончательно забиться
пылью веков или все же проглотит протухший электронный корм без
лишних выкрутасов.
Я забил в него дискету и включил
программу копирования.
– Крутая штучка, – загорелся бомж. –
Меняю на дискету.
– Обломайся, хрыч. – Копирование
быстро закончилось, и я встал, желая смыться отсюда. – Дискета мне
твоя на хрен не нужна, но пятак можешь себе оставить.
Этим я надеялся утихомирить алчные
устремления шейха, и на какое-то время это мне удалось. Однако
чувство благодарности недолго боролось в нем с преступным замыслом.
Я уже чуял скорое избавление от сомнительного общества и свежий
воздух из дыры в дверях, как с темной верхотуры гулко
донеслось: