– Кажется, я знаю, кто нужен, – пробурчал дотоле молчавший
нищий с бельмом на глазу. – Живут тут неподалеку, через два дома,
пятеро, среди них баба. А вчерась к ним еще один гость
пожаловал. Наши бы их с удовольствием пощекотали, да приказ
даден: ни в коем разе не трогать.
– Кем даден? – спросил Лигрель.
– Э, мил человек, о таких вещах здесь говорить не принято.
Большой человек приказал. Кто знает, тот поймет. Тут его все
слушаются, – пояснил нищий.
– Значит, через два дома, – прервал я. – Покажете где?
– Гони еще медяк, покажу, – вызвался он.
– Получай. – Я высыпал в приготовленную горсть деньги.
Сменив хозяина, они жалобно звякнули, будто сетуя на
жизнь.
Нищий тщательно пересчитал мелочь, потом раздал улов между
остальными попрошайками, отсыпав, правда, львиную долю себе в
карман.
– Только будьте осторожней, – предупредил он. – Там люди
сурьезные, шутковать не будут. Чиркнут ножом по шее, и голова в
кустах окажется.
– Мы тоже не лыком шиты, – откликнулся я. – Веди!
Нищий, покряхтывая, привстал с котомки и побрел неторопливыми
шажками. Мы дышали ему в затылок. Сердце тревожно заныло. Я
вроде бы не склонен к авантюризму, однако сейчас добровольно
лез головой в петлю. Скажи об этом кто раньше – рассмеялся бы
прямо в лицо, честное слово! Наверное, виной всему моя
ответственность. Я с ранних лет привык взваливать на себя
кучу обязанностей, это даже выработалось в дурацкую привычку.
Впрочем, чего зря сетовать. Сделанного не воротишь. Раз
вызвался спасать мир, не жалуйся – никто за язык не тянул, не
упрашивал, награды не обещал.
В голову лезла разная ерунда. Вспоминалось детство, проведенное
почти на таких же полуразрушенных улицах, но даже в самый
лютый мороз они казались гораздо теплее стен сиротского
приюта, в который меня определили практически сразу после
рождения. Редкий день обходился без того, чтобы кто-то из
детей не получил порцию розог или не провел несколько часов, стоя
коленями на сухом горохе. С тех пор я возненавидел казенные
костюмчики серо-мышиного цвета, полные издевки глаза
воспитателей, срывавших на нас плохое настроение, и баланду,
похожую на тюремную похлебку, разве что порой в ней по большим
праздникам плавали маленькие кусочки мяса.
Попрошайка остановился. Впалые щеки болезненно задергались.