Он вернулся к стене снова ощутил запах тухлятины, его ни с чем
не спутаешь. Как-то он участвовал в съемках сериала, так вот
режиссер, сторонник реализма, приволок кусок тухлой свинины, чтобы
актеры, бродя среди трупов, испытывали эмоции. Одна звезда даже
проблевалась, и это попало в итоговый вариант. С этим режиссёром
работать не любили, зато он выпускал кассовые картины. Вот тогда
Раевский провёл целый день с тухлятиной и навсегда запомнил этот
сладковатый удушливый аромат. И теперь он был уверен, там, за
стеной, есть ещё что-то или кто-то, и это испортилось.
Егор провёл рукой по поверхности, откуда тянуло гнилью сильнее
всего, потом слегка толкнул, и кусок стены, вернее дверь, идеально
замаскированная, пошла вперёд, но почти сразу застопорилась, щель
вышла небольшой, даже руку не просунуть но, тухлятиной запахло
гораздо отчетливей.
Егор вытащил из рюкзака анорак и замотал им лицо. Дышать сразу
стало легче, тот хоть и пах потом, но все же лучше, чем тем, что
сквозило из щели. Вернувшись за факелом, он посветил в щель. Что ж,
ларчик просто открывался, потайная дверь уткнулась в упавший
подсвечник, большой такой, на длинной железной подставке, видимо,
он упирался ещё во что-то. Ну, тут никаких проблем не было. Егор
сунул в щель железную рукоять факела и, слегка надавив, сдвинул
преграду. Дальше дверь хоть с небольшим усилием, громыхая по полу
металлом, пошла дальше.
Раевский замер на пороге, подняв факел повыше, и не торопясь
соваться внутрь. Что ж, перед ним была очередная лаборатория, и
труп в ней имелся, поработал неизвестный над ним от души. Тело
лежало животом вниз, головой по направлению к двери. С огромным
трудом, но в одежде покойника, от которой осталось не так много,
можно было опознать балахон, как был на маге, с которым он свёл
знакомство час назад. Чуть в стороне от двери что-то сверкнуло.
Егор посветил в ту сторону - перстень, не слишком большой, только
вот сам он был абсолютно чёрным, а сверкнул алый камушек,
вставленный в центр.
- Стильно, - сунув «пластуна» в ножны, произнёс Раевский и,
присев, поднял печатку.
Покрутив его в руках, он взял да натянул его себе на безымянный
палец левой руки. И ведь гайка села, как влитая, только, видимо, у
него имелся какой-то острый заусенец или зазубрина изнутри,
поскольку, когда Егор его стал слегка подкручивать, выравнивая, то
ощутил легкий укол.