Впрочем, в тот момент, когда Стёпка предложил мне закрыть глаза, я об этом не вспомнила. Эта история пришла мне на ум гораздо позже и при других обстоятельствах, а в тот момент я вытерла повлажневшие ладони о собственные коленки и с замиранием сердца пробормотала:
– Обязательно.
Стёпка выдохнул, совершенно неожиданно перекрестился, причём я даже не успела съязвить на этот счёт, ибо Бусину веру он неизменно поднимал на смех, оскалился по-волчьи, прорычав что-то отрывисто на незнакомом мне языке, и мир за окнами внедорожника дрогнул. В прямом смысле этого слова. Горизонт вильнул куда-то вверх и закрутился спиралью, а затем всё поглотила непроглядная ночь, чернильная, густая и липкая. Эта тьма была смертью. От неё пахло тленом и разложением, свежей землёй, пеплом сожжённых костей и приближающейся грозой.
– Мамочки! – скорее подумала, чем произнесла я, и, наверное, впервые заорала от страха, который к моим снам не имел вообще никакого отношения, едва не оглохнув от собственного крика. Зажмурилась изо всех сил и вцепилась то ли в Стёпку, то ли в удерживаемый им руль, то ли в то существо, что потянуло ко мне свои бесконечно пугающие, туманные щупальца. По-моему, я умоляла брата остановиться, клялась, что всё расскажу, что признаюсь в чём угодно, обещала не разговаривать с ним до конца жизни и вслух надеялась на то, что Бог лишит меня разума или хотя бы сознания...
А потом всё закончилось.
Словно и не было ничего.
Было шоссе, упирающееся в уныло-урбанистический дождливый горизонт, здание огромного гипермаркета с наполовину заполненной стоянкой, внезапно заигравшее радио, визг тормозов и шокированный взгляд Стёпки.
– Машка, ты в порядке? – выдохнул он. – Я же говорил, закрой глаза.
А я рванула ремень безопасности и выдавила сквозь намертво сцепленные зубы:
– Дверь!!
Братишка всегда понимал меня с полуслова, поэтому пока меня рвало на мокрый асфальт, достал откуда-то бутылку минеральной воды и упаковку влажных салфеток.
– Никогда больше, – поведала я, обретя возможность говорить, – не пользуйся этой штукой.
Откинулась на спинку пассажирского сидения и прикрыла глаза. Брат, не говоря ни слова, щёлкнул моим ремнем безопасности и, судя по звукам, повозился со своим. Он молчал. Я не открывала глаз, но мне это и не надо было, я и так знала, что он сидит, положив руки на руль, и испытывает его на прочность, сжимая сильными пальцами. Знала, что хмурится, отказываясь на меня смотреть. Знала, что подбирает слова…