Но все же на душе стало как-то
теплее. Не столько от того, что оберег обещал некую защиту (Холанн
взглянул на икону всевидящего Императора и сложил руки в
традиционном жесте «шихаб» - «Щит Веры»), сколько от проявления
обычного человеческого участия.
И в этот момент сервитор, скрипя
старыми, плохо смазанными приводами, доставил Уве вызов к
Координатору отчетности сектора. Красиво написанное на листе
кремового цвета, со строгим геометрическим рисунком по краям,
собственноручно подписанное, никаких факсимиле. Вот тут-то Холанн
сам схватился за оберег в кармане, а про себя помянул всех
Имперских Святых, снедаемый привычным и естественным страхом
мелкого чиновника перед Большим Начальством.
Кабинет Координатора располагался на
самом верху архивной башни, открывая полукруглую панораму, намного
шире и выше, чем из тоннеля. Солнце уже зависло в зените, красный
цвет в его лучах поблек, посерел, не в силах рассеять смог и
выхлопы северного блока теплоэлектростанций. Черно-серая панорама
уходила вдаль, выбрасывая к небу сотни дымков разной степени
интенсивности. Как-то Уве довелось прочитать закрытый доклад, в
котором сообщалось, что за год на Танбранд выпадает около миллиарда
тонн пыли, сажи и прочих отходов, которые он сам же извергает. Что
поделаешь, путь, указанный и освещенный Императором, требует жертв.
От всех и каждого.
Координатор пожевал пухлыми вислыми
губами и устремил на Холанна пронзительный взор крошечных
поросячьих глазок. Подражание Губернатору Теркильсену давно стало
своего рода мини-культом среди планетарной администрации, но у
этого архивариуса оно доходило до патологии и гротеска.
Теркильсен был дороден и широк в
плечах, координатор за несколько лет разожрался до состояния
мегасвиньи с подземной фермы. Губернатор любил простоту и элементы
декора, которые напоминали ему о днях армейского прошлого.
Координатор обставил кабинет, как командный пункт дивизионного
командира Кенигсгарда, и вдобавок примостил у бронированного стекла
пару мешков с песком, словно готовился оборонять планету от
ракшасов, причем в одиночку. И в довершение всего повесил под
потолком громадную люстру из полированных передаточных цепей,
которая, наверное, должна была окончательно символизировать
сближение с народом и готовность нести бремя воинской службы.