Ольда упилась тогда, в день их знакомства и в день той самой душевскрывательной беседы, до зеленых чертей. Пришлось ее еще и транспортировать до дома. Но случилось такое в первый и в последний раз. Более себе расклеиваться до такой степени в присутствии Дуга она не позволяла никогда. А выпивала Ольда у него в баре частенько.
После того, первого раза, когда она вывернула перед Дугом себя буквально наизнанку, он был практически на сто процентов уверен, что больше никогда с ней не увидится. Но ошибся. Через неделю или даже меньше Ольда возникла на пороге паба с кульком из соседней кондитерской в руках. А после сидела, ела рогалики, пила пиво и болтала, зачем-то рассказывая о своих новых похождениях. И потом приходила вновь и вновь. Правда, дальше баек о новых победах и новых мужчинах в своей постели уже не шла, в откровения не ударялась, суть своей болезненно скрученной в узел натуры не открывала. Лишь смеялась и изображала этакую равнодушную сволочь, которой плевать на всё и всех.
Дуглас попытался поговорить об Ольде с Гером, но тут же понял, что это напрасный труд. Друг на самом деле свою теперь уже бывшую любовницу совсем не знал. И не потому, что не расспрашивал, а потому, что Ольда оказалась существом скрытным, да к тому же остра на язык, так что быстро отучила Гера лезть к ней в душу. Почему же она тогда была так откровенна с Дугом? И почему продолжала ходить к нему в паб?
— Почему ты говоришь о своих похождениях именно со мной? — как-то, не выдержав, спросил он, уязвленный очередными откровениями из интимной жизни «свободной» женщины.