Он осуждающе качает головой и резко
тормозит. Наша процессия остановилась перед двумя рядами оцепления.
В первой шеренге стоят военные в активированной броне, а во второй
— одаренные службисты в штатском.
Алексей глядит на меня.
Проницательный взгляд темно-зеленых глаз буквально впечатывает меня
в кресло, и я вижу разгорающийся в них огонь. Радужки светятся
двумя огромными изумрудами, мне хочется спрятаться от этого сияния,
отвернуться, но я не могу и продолжаю смотреть на Цесаревича как
удав на кролика.
В оцеплении появляется брешь, и
машины сопровождения начинают движение. Руссо-Балт следует за
джипами, на этот раз мы трогаемся с места плавно. Цесаревич
отворачивается, отрешенно смотрит в вечернюю тьму и нервно
покусывает губы. Они шевелятся беззвучно — Алексей явно о чем-то
размышляет.
— Сероглазый Послушник Разделенного
Бога с Осколком на шее, выпадающий из апартаментов княгини
Головиной в объятия Наследницы Царского Престола! — Цесаревич
улыбается и смотрит на меня в зеркало. — Я вам завидую! Даже у
храмового послушника свободы больше, чем у меня — будущего
Императора!
— Приношу извинения за доставленные
вам неудобства и еще раз благодарю за спасение моей грешной души! —
отвечаю я и молю Разделенного, чтобы Цесаревич меня не узнал.
— Сестрица спасла ваше тело, но не
душу! — возражает он и поднимает правую ладонь. — Мы оба знаем, о
чем вы будете думать сегодня ночью в вашей келье!
— Ваши пошлые намеки переходят все
границы! — восклицает Наталья и убирает руку с моего бедра.
— Главное, что они действенны! —
произносит Алексей, проследив взглядом за жестом сестры, затем
добродушно хмыкает и сжимает полные губы в тонкую линию.
— Мы приближаемся к Храму, — звучит
хриплый голос из рации.
— Остановитесь перед мостом, я — за
вами, замыкающие прикройте нас сзади! — не терпящим возражения
тоном произносит Цесаревич и отключает связь.
Лимузин резко ускоряется и нас
вжимает в мягкий нубук анатомических кресел. Впереди возникает
подсвеченная белоснежная громада Храма и семь его цветных куполов.
Машины сопровождения замедляются, и мы пристраиваемся за ними.
Пассажирская дверь бесшумно поднимается, и Алексей уверенными
движениями тонких и изящных, как у пианиста пальцев отключает
систему безопасности. Он поворачивается ко мне, и суровое выражение
его лица резко меняется. На нем возникает ослепительная белозубая
улыбка, а зеленые глаза начинают лучиться искренней добротой.