— Конечно, она же должна взорваться!
— на лице Шувалова возникает ироничная усмешка. — И еще один
момент: не приходи убивать меня в третий раз с этой педерастической
прической на голове!
Конибродский возвращает мне жетон с
насмешливой улыбкой.
— Позвольте вас проводить?! —
предлагает он и следует к выходу, не дожидаясь ответа.
Молча иду за ним и чувствую, как по
спине струится холодный пот. Мне кажется, что на ней нарисована
мишень, в которую целится каждый боец Службы Безопасности Великого
Рода Шуваловых.
Небрежно кивнув провожатому, выхожу
из лифта и, миновав охранников, следую через Холл гостиницы. Внутри
здания меня точно не убьют, успокаиваю я себя и на мгновение
останавливаюсь перед выходом.
Делаю шаг на крыльцо и бросаю
прощальный взгляд на голубое до одури небо. Затем сажусь за руль
байка и с перегазовкой вылетаю на набережную. На вершине высотки
гремит взрыв, и я уношусь прочь, ожидая получить пулю снайпера в
спину.
Я снова сижу в темной комнате.
Прячусь от приютских и перелопачиваю информацию. После второго
возвращения в Приют вокруг меня возник вакуум. Первый парень на
деревне превратился в парию, в пустое место, которое стараются не
замечать и на всякий случай обходят стороной. Даже Мина воротит
свой совершенный, чуть вздернутый носик и не пытается затащить меня
в постель.
Свой среди чужих, чужой среди своих
— все как в популярном романе. Я должен выбрать сторону, и выбор
этот не похож на книжный или киношный. Он не между Светом и Тьмой,
он между злом и злом. Да и сам я медленно, но верно становлюсь
воплощенным злом.
Учителя вдолбили в наши головы, что
мы белые рыцари, призванные избавить мир от вселенской
несправедливости в лице одаренных аристо, а наша цель настолько
светла, что даже темные деяния на пути к ней сияют подобно солнцу.
Меня терзают сомнения.
Бомбист. Из головы не выходит слово,
небрежно брошенное в мой адрес Шуваловым. Иными словами —
террорист. Я не хочу быть террористом. Не потому, что боюсь смерти
или не риска, нет. Мне претит лишать жизни людей, не осознавая
целей и причин своих действий.
Еще недавно я был готов убивать за
идею. Одаренные аристо, эксплуатирующие честный трудовой народ как
нельзя лучше подходят на роль злодеев, а простой люд — на роль
коллективной жертвы. Удобный расклад, не допускающий сомнений и
двусмысленных толкований. Все как в детской сказке про хороших и
плохих, вот только жизнь — не сказка. Чем ближе было Испытание, тем
больше я об этом размышлял. Преступная романтика манила меня до тех
пор, пока все ограничивалось веселыми приключениями.