Перед глазами возникают молодые
жизнерадостные лица, голоса, совместные спарринги и поцелуи в
ночных полутемных коридорах. В глубине сознания неожиданно
зарождается какая-то версия, не версия даже, а внезапная
догадка.
Я срываюсь с кресла и, опрокинув на
пол чашку с уже остывшим кофе, несусь к двери. Среди работников
приюта есть только один человек, который может мне помочь. Бегу по
коридору, расталкивая приютских, и молю Разделенного, чтобы Мария
Пантелеевна оказалась на месте.
— Заходи, Симпа! — говорит она,
распахнув дверь перед моим носом. — Я ждала тебя — пора исправить
твою ужасную прическу!
— З-здравствуйте, — отвечаю, немного
смущаясь.
Выскальзываю из-под руки, ерошащей
мои непослушные черные кудри, и захожу в гримерку. Я знаю, что
нравлюсь Марии, пользуюсь этим, и потому в ее присутствии меня
всегда гложет чувство вины. Сажусь в высокое крутящееся кресло и
наблюдаю в огромное во всю стену зеркало, как она подходит ко мне
сзади.
Короткий белый халат с глубоким
вырезом подчеркивает достоинства идеальной фигуры, и оттого наш
гениальный гример, предмет вожделения всех мальчишек Приюта,
кажется еще более сексуальной. Она кладет руки мне на плечи и
внимательно смотрит на мое отражение.
Я краснею. Не из-за откровенных
прикосновений Марии Пантелеевны, которые сопровождают каждую нашу
встречу, начиная с моих первых дней в Приюте, а от осознания
собственных коварных планов.
Десять лет назад, когда мне было
восемь, а ей — восемнадцать, я называл ее тетя Мари и безумно любил
посещения гримерки. Повзрослев, я понял, что в раннем детстве
жаждал нежных прикосновений Марии из-за недостатка материнской
ласки. А затем пришел бурный пубертат, и после каждой стрижки или
наложения грима можно было выжимать трусы.
— В кого превращаем тебя сегодня? —
интересуется Мария и снова ерошит мои волосы.
— Я могу доверить вам сердечную
тайну? — спрашиваю я подрагивающим от волнения голосом и кротко
опускаю взгляд долу.
— Конечно, Симпа! — серые глаза
лучатся любопытством, а ладони ложатся мне на грудь. — Это связано
с Миной?
— Да! — киваю я, замолкаю на пару
секунд и краснею еще больше. — Ей всегда нравились парни постарше,
и я хочу быть похожим на них...
— Женская душа — потемки! —
удивленно говорит Мария. — Что это за актер или модель? Нароков?
Неронов? Меньшиков? Ульрих?