— Кто тебе сказал? — зурх картинно закатывает глаза, при этом едва сдерживая смех.
— Читала, — осекаюсь на полуслове, понимая абсурдность ситуации.
У меня действительно нет гарантий.
— Реальная жизнь сильно отличается от твоих любовных романов, — усмехается мужчина. — Как ты ухитрилась остаться такой в этом окружении?
— Какой? — моментально раздражаюсь, сжимая кулаки до боли.
Да как он вообще смеет говорить в подобном тоне?!
— Наивной, — отмахивается, отходя в сторону.
— Ты согласился на работу! — мне так обидно, что едва сдерживаю рвущиеся на поверхность слезы.
— Ты вынудила.
— Предпочитаешь отправиться рабом на «Мэджик»? Обслуживать клиенток с утра до ночи? — очень хочется уколоть его побольнее.
Воображение тут же рисует его в окружении пышногрудых красоток всех мастей и рас. Да… такого будут продавать по стоимости целой станции.
— Я не буду послушным рабом, — из расслабленной улыбка становится хищной.
— Значит, сгниешь на ринге, — выплевываю каждое слово, стараясь спрятать за злостью свой самый огромный страх.
— В бою, — тут же философски пожимает плечами.
И опять ловлю себя на мысли, что это я стою голая посреди медотсека, а не он.
— Так ты согласен или нет?! — произношу спустя минуту ожесточенной попытки испепелить его взглядом.
— Зурхи чтят клятвы крови, — отвечает мужчина, отказавшийся даже задымиться.
— Это да или нет?!
— Да.
— Тогда тебе нужно одеться, — с максимально милой улыбкой достаю из кармана широкий ошейник. — Сегодня у меня день рождения.
Шах и мат! Уже готовлюсь праздновать свою победу. Но мужчину совершенно ничего не смущает. Он скашивает презрительный взгляд на ошейник и делает шаг вперед, наклоняясь так, что у меня перехватывает дыхание.
— Надевай, — произносит шепотом в самое ухо.
После чего зурх выпрямляется в полный рост, а я осознаю всю глубину проблемы. Мужчина выше меня практически на полторы головы, поэтому сейчас мой нос интригующе упирается в его обнаженную грудь.
И что теперь делать? Чувствую, как кровь приливает к лицу, а пульс стучит в висках.
— Я не достаю, — трагически сообщаю его груди, потому что поднять голову и посмотреть в глаза не хватает смелости.