Пассажирская палуба накренилась. Кто не успел вцепиться в сиденья
или соседей, повылетали в проход. Люди паниковали, дети плакали. От
жуткого рёва стонали барабанные перепонки. В Лерочке всё
оборвалось, тело словно одеревенело. Надо было согнуться пополам и
спрятать голову между колен, как советовали в инструктаже
стюардессы, но девушка окаменела и намертво вцепилась в сиденье,
глядя в иллюминатор. Там полыхало. Огнём. От обшивки несло жаром.
Но зрелище было завораживающим. Вспышки пламени были то алыми, то
голубыми, то ослепительно белыми. Дирижабль вздрогнул и протяжно
взвыл, словно живое существо. Лерочка заорала. Обшивка вспузырилась
громадными царапинами, как будто бы гигантская лапа с когтями
пропорола её. От свиста воздуха в пробоине заложило уши. Дирижабль
закрутило, завертело, а потом... желудок ухнул вниз, а «Буян»
напротив взмыл вверх, уходя от преследования в густые зефирные
облака. Яростный, полный звериной злобы рык доносился уже откуда-то
снизу, а потом стих... И всё закончилось.
Секунд пять царила полнейшая тишина. А потом все разом
зашевелились, застонали, начали себя ощупывать. И опять затихли,
потому что механический голос возвестил:
- Отбой зефирной тревоги! Отбой тревоги! Курс на Ла-Арк.
У Лерочки по лицу побежали слёзы. Где-то она читала, что в момент
падения самолёта сознание человека отключается, срабатывает
своеобразный защитный механизм. Наверное, ей, вечной неудачнице, и
в этом не повезло. Она всё помнила и осознавала. Нет, чтобы как
Димыч, который как дремал, так и продолжает отворачиваться и
утыкаться носом... И тут Лерочка заметила кровь, струящуюся по шее
парня.
- Дима! Да очнись же ты! Дима!
Она попыталась повернуть парня, но в ужасе отпрянула. Вместо правой
половины лица было кровавое месиво, а глазница зияла жуткой
пустотой - глаз вытек.
По проходу в полной тишине к раненому уже спешили трое. Впереди
плыла жар-бабочка, за ней следовал уже знакомый девушке
бортмеханик, а сзади топал лысый коротышка странного вида. Чем-то
он и в самом деле походил на сказочного гнома или дворфа, впрочем,
Лерочка все равно не знала, в чём между ними должна быть разница.
Коротышка был приземистым и бородатым, но борода у него свисала до
пояса голубоватой стекловатой. Кожа лица была какого-то землистого
оттенка, а глаза под густо нависшими белыми бровями были лазурные,
словно осколки весеннего неба. Одет он был в ослепительно белую
рубашку, закатанную до локтей, и синюю жилетку; внушительное пузо
подпоясывал мясницкий фартук и широкий пояс с накладными карманами.
С них свешивались инструменты самого устрашающего вида: начиная от
молотков и щипцов и заканчивая причудливо изогнутыми штырями
и пилками. На лысой макушке коротышки были очки с разными стёклами:
одно - красное, другое - зелёное.