Кто-то перехватил Машу за предплечье и выволок на улицу. Она неуклюже качнулась на одном каблуке и, коснувшись босыми пальцами холодной земли, брезгливо поджала их, снова потеряв равновесие.
- Куда ее? - спросил Великан.
Бычок, который до этого грудным, чуть хрипловатым голосом, раздавал приказы, замолчал ненадолго, а потом ответил:
- В подвал.
- Я правильно понял?.. - уточнил громила.
- Правильно, - отрезал Бычок, и Маша почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Не в переносном смысле, а буквально, потому что Великан наклонился и вновь грубо забросил ее на плечо. Следом тяжелая ладонь припечатала ягодицу, и кожа на месте шлепка вспыхнула огнем.
Маша взбрыкнула со всей силой, на которую была способна, и, когда вырваться не получилось, зло сорвала с головы балаклаву и ненавистный скотч.
- У меня есть ноги! Я могу ходить сама! Немедленно отпусти меня! - и, когда Великан проигнорировал приказ, набрала полные легкие воздуха, и закричала. - Помогите, кто-нибудь!
Безрезультатно.
Маша сучила в воздухе ногами, била мужчину по широкой спине, но он не воспринимал ее угрозы всерьез. По спине хлестали гадкие колкости бандитов, ставших свидетелями ее унижения, в груди пекло от обиды, а на глаза наворачивались предательские слезы.
Слезы бессилия и страха.
Холод улицы сменился теплом незнакомого помещения и гулом генераторов. Затем была лестница, темнота и запах сырости. Тяжелая металлическая дверь повернулась на ржавых петлях, и Великан сбросил Машу с плеча.
Каблук подломился, но она удержала равновесие. Выпрямилась во весь рост и посмотрела амбалу в глаза. Он не отвел взгляд, наоборот, пронзил ее насквозь - тягучим, животным желанием, которое больше не считал нужным скрывать.
Маша отшатнулась - что он задумал? Но Великан только усмехнулся и захлопнул дверь. Тугая задвижка с глухим лязгом встала на место, окончательно отрезав ее от окружающего мира.
Несколько мгновений Маша не двигалась, прислушиваясь, а потом в бессильной злости схватилась за ржавую ручку. Дернула раз другой и, убедившись, что он точно запер ее здесь, прислонилась к холодному металлу лбом.
Стяжка так туго сдавила кисти, что Маша перестала чувствовать мизинцы. Теперь они были бледно-розовые и покалывали от онемения. Маша вспомнила слова Жилистого и закричала:
- Развяжите меня! Ау, здесь кто-нибудь есть!? Я не чувствую пальцев!