К удивлению степняков, среди трупов
взрослых мужчин, в луже крови, обнаружилось тело мальчишки лет
двенадцати. Был он, как и взрослые дружинники, в кольчуге и шлеме,
а плечи его прикрывал заскорузлый багряный плащ. В руке, откинутой
в сторону, зажат маленький меч.
— Урусконаз! — радостно загалдели
воины.
Ну, а кто же еще, кроме князя, может
позволить себе сделать оружие и доспехи по размеру и носить
княжеский плащ? Судя по всему — мальчишку укрывали своими телами
бояре — старшие дружинники. Они и сейчас, после смерти, словно
пытались уберечь юного государя.
Тело русского князя — хорошая добыча!
За коназа-бачу — мертвого или живого, сам Быту-хан назначил
баснословную награду — табун лошадей, русскую кольчугу и пять
девственниц! Или же русский шлем, заполненный золотом!
Воины уже предвкушали, как будут
делить награду хана, как к ним подскакал десяток верховых, с
шапками, украшенными лисьими хвостами — знаком нукеров темника
Бури.
— Урусконаз? – радостно осклабился
один из всадников. Судя по шелковому халату поверх бараньего тулупа
и стальному нагруднику с затейливым китайским драконом— не из
простых нукеров. Это был Чжарчиудай, третий сын Бури-хана. После
гибели двух старших братьев под стенами Козельска (одного убила
летящая стрела, второго зарубили при вылазке) Чжарчиудай стал
первым сыном и главным наследником темника, занимающим какое-то
место среди многочисленных претендентов на престол Великого хана
(не то — четырнадцатый, не то — сорок первый).
Воины, первыми нашедшие добычу,
заворчали, словно побитые собаки. Как всегда — сражаться, так им, а
почести выпадут недоноскам, вроде сына темника. Это отродье шакала,
родившееся у льва, хочет забрать добычу, даже не окровавив
саблю!
Но с сыном темника не поспоришь.
Чжарчиудай, словно не веря глазам,
соскочил с седла и, пачкая дорогие булгарские сапоги в грязи,
подошел к телу мальчишки. Поцокав языком, брезгливо ступил на край
кровавой лужи, в которой плавал князь, и принялся выворачивать из
мертвой руки дорогую игрушку — детский меч можно подарить отцу или
дяде.
Но тут случилось то, что никто не
предвидел и не мог предвидеть. Юный князь, коего уже сочли мертвым,
внезапно открыл глаза и, ухватив обеими руками шею склонившегося
монгола, принялся душить ненавистного врага. Нукеры и воины не
сразу и поняли, что тут случилось, а когда поняли и ринулись на
выручку, было поздно: Чжарчиудай сумел только что-то прохрипеть, а
мальчик-князь в ответ лишь сжал руки покрепче. Жгучая ненависть
придала невиданные силы умирающему мальчишке, хватка стала
железной. К тому же потомка Чингисхана просто ошеломил порыв
внезапно ожившего из мёртвых уруса, степняк даже не сопротивлялся:
стоял словно тряпичная кукла, лишённая воли.