Мальчишка перевел. Хакас кивал и кланялся. Выглядел он жалким.
Отряд взял с места и въехал в Ново-Покровское. Дома здесь были поставлены вокруг небольшого, еще замерзшего озера. По у въезда в селение была вытоптана просторная площадь. Посреди нее валялись разноцветные тряпки, грязный снег был усыпан золотистым, чистым зерном. Тут же лежала пристреленная рыжеватая собака. Стекла ближайшего дома были разбиты и заткнуты подушками.
Поняв, что это чоновцы, на площадь начали несмело выходить люди. Было их немного: трое стариков, пять или шесть женщин средних лет – в надвинутых на глаза темных платках они выглядели на один возраст – и несколько дряхлых старух. Одна стояла, согнувшись колесом и так низко опустив голову, что лица ее видно не было. Если бы ее бугристая рука не опиралась на палку, старушка бы упала.
– Граждане, – произнес Голиков, – мы приехали заступиться за вас и вернуть награбленное.
– Всю муку забрали, – пожаловалась женщина в немецкой шинели с обожженной полой. – И всю одёжу. Видите, во что вырядилась…
– А у меня коня последнего… – произнес сиплым голосом один из дедов. – А копать землю я не могу. Помирать с голоду со старухой будем.
И тут заплакала согнутая колесом старушка:
– А я золотые монетки припасла. Чтобы похоронили по-людски. У меня ж никого нет. Одна я. А Родионов велел трясти меня, как мешок, пока я не отдала ему три золотые пятерки.
– Куда же они поскакали? – спросил Голиков.
– Я не видела, – ответила согнутая колесом старушка.
– Граждане, куда поскакали бандиты с вашей мукой, лошадьми и золотыми монетами?
Никто не ответил.
– Что же вы молчите? Мы ж хотим вам помочь!
– Я знаю! Я знаю! – раздался детский голос.
К площади бежал мальчишка, которого отец бил на дороге. Он уже был одет в облезлую меховую шапку и в полушубок со взрослого плеча с подвернутыми рукавами.
– Гявря, худо будет, – истеричным голосом предостерегла согбенная старушка.
Мальчишка растерянно остановился.
– Тебя зовут Гявря? – спросил Голиков.
– Да, но русские зовут Гаврюшка.
– Не бойся, покажи, – попросил Голиков.
Освободив правое стремя, он протянул мальчишке руку. Гаврюшка уселся впереди Голикова. Конь тронулся. Бойцы последовали за командиром.
Гаврюшка вывел отряд в чистое поле и показал на темнеющий в сторонке лес:
– Они свернули вот здесь.