- Как вас зовут? – я только сейчас поняла, что не знаю ее имени.
- Мелисса, - жалобно выдавила из себя эльфийка.
Она была одета лишь в легкое дамское платье мятного цвета с рюшами на подоле. И вся тряслась, закутав в свое болеро спящую дочку.
Я стянула с себя одну из кофт и накинула ей на плечи. Сумка с другой едой, одеждой и горячительными напитками куда-то улетела со спины.
- Не волнуйтесь, Мелисса, у меня все под контролем, - в который раз за сегодня соврала я.
- А к-как зовут вас?
И тут я поняла, что понятия не имею, как ответить на этот вопрос. Имени своего я не помнила, а Феральд его и вовсе не знал, называя меня «деточкой».
- Поговорим об этом позже, - отмахнулась я.
- Вы очень необычная служанка, но пришли, чтобы помочь мне, поэтому я не стану жаловаться дедушке, - Мелисса вздернула подбородок, словно сделала мне огромную честь.
Я криво ухмыльнулась, не веря своим ушам. У меня из рук полыхает огонь, а она посчитала меня служанкой. В эльфийской столице наверняка множество подобной магии.
Ничего не ответив, направилась в ближайший от себя проход. Мелисса посеменила следом. Никаких хитросплетений коридоров не было, мы просто шли вперед, наблюдая, как пляшут наши тени на каменных стенах. Но шли слишком долго. Уже должен был показаться выход, если бы мы выбрали правильный путь.
Несмотря на то, что внучка Феральда показалась мне вздорной столичной красавицей, она не жаловалась, когда нам пришлось повернуть и идти обратно. Даже не оставила себе кофту, которую я ей выдала, а закутала в нее дочь.
Еще через полчаса мне пришлось окончательно признать, что мы в ловушке. С двух концов ход был бесконечным и сколько бы мы ни шли, обратно выйти не получалось.
Малышка Милиэль проснулась, и детский плач увенчал наш путь. Мелиссе пришлось остановиться и покормить ее грудью. Эльфийка выглядела уставшей, но за всю дорогу ни разу не попросила меня понести четырехкилограммовое чадо.
Пока дали отдохнуть ногам, я разрешила себе подумать о Феральде. Я понятия не имела, где он, выбрался ли старик наружу или пошел искать нас. Это порождало в груди бессильную тревогу. Как бы ни храбрился, он уже не молод.
Милиэль наелась, но все равно нашла в себе причину поплакать маме в плечо.
Я самостоятельно предложила Мелиссе ослабить свою ношу и та с некоторым облегчением и благодарностью в глазах передала мне ребенка, тут же принявшись разминать и потирать руки.