- Тише вы! Не видите - Мири умирает!
- Отравили её, - послышался грубый голос, и все разом притихли – выходит, этот мужчина с каким-то странными, словно янтарными глазами, у них тут за главного. – Я видел, как ей дали что-то. Чужак. Вмешиваться не стал – думал, может и правда пришлый решил дело доброе сделать – подсластить ребёнку жизнь, но… Ошибся.
- У неё губы зеленеют! Это Чума! Нас отравили!
Толпа, вмиг потеряв интерес к тёмной ведьме, схлынула – осталась рыдающая над девочкой женщина, седая старуха с корзиной, полной трав. Она что-то шептала, перетирая в ладонях сухие коренья в пыль, но легче девочке не становилось – худенькое тельце выгнулось дугой, глаза закатились.
- Пропустите!
Опускаюсь на колени в летнюю пыль улицы. Вглядываюсь в бледное, измученное болью и удушьем личико. Губы зеленеют… Что же делать? Я - не лекарь. Зелий нет… Не осознавая, что делаю - выплеснула силу – дыхание стало ровнее, зелень начала уходить и медленно розоветь щёки, но чувствую – этого мало! Руки тянутся к корзине с травами. Хватаю корешки, листья, пахнущие чем-то до боли знакомым, и начинаю скручивать, приговаривая, умоляя дары природы остановить смерть. Пальцы сами складываются – щелчок, и над ними трепещет пламя. Вдыхаю обжигающий, пряный дым и выдыхаю, освободив от ветхой ткани шею девочки.
Дышит! Она дышит! Ровно, глубоко. На лице – улыбка. Боль отступила, а вокруг тех, кто склонился нал ребёнком, пляшет розоватый дымок, съедая проклятие. Никто не пострадает, и девочка будет жить – я знаю! Об этом прошептали травы, вот только Мири не просыпается…
Мои ладони стали горячими. Вдруг вижу - в корзине вспыхивают звёздочки. Тянусь к ним, растираю меж пальцев, подношу к лицу и… вспоминаю – это…
- Как зовут тебя, ведьма? – спрашивает старик.
- Анис! – улыбаюсь, жадно вдыхая аромат и чувствуя, как восстанавливаются силы.
- Странное имя, - ворчит старуха, собирая оставшиеся травы в свою корзинку. – Странное, даже для тёмной ведьмы, дочка. Но как бы там ни было – спасибо тебе, Анис. А ты не горюй, Лия, - обращается травница к женщине, что не сводит с дочери взгляда. – Жить Мири будет. Будет… Может, и очнётся. Денег соберём. Всем миром соберём! Лекаря пригласим.
- Никто в Тихий квартал не пойдёт, - прохрипел главный, – Ни лекарь, ни полиция.
Я посмотрела, наконец, на мужчину, что всё это время стоял у меня за спиной. Оборотень. Волк. Весь в обносках, пыли, словно… молью побитый, но в глубине жёлтых глаз ещё теплится магия.