А волны гнева, нет, даже ярости, которым становится тесно в салоне автомобиля, бьют в грудь и высасывают весь кислород. Еще и сигаретный дым режет глаза, дерет горло. Я чувствую себя похороненной заживо в машине.
Марк наконец усмехается и произносит:
- А жизнь как бумеранг, да, Милена?
- Ты ведь не слышишь меня.
- Я слышу тебя. Но скажи, какое мне должно быть дело до твоих проблем? Во имя былой любви? – на последнем слове запинается, будто говорит не о том, что было у нас, по-настоящему чистым, а о чем-то отвратительном, вызывающем брезгливость.
Отгораживается от новости, которую я ему сообщила. Специально вспоминает о любви, а не о нашем ребенке. Марк снова не хочет верить и не хочет принимать.
Только словосочетание «былая любовь» ко мне вряд ли можно применить, сколько себя ни убеждай.
- Ты прав, Марк. Прощай.
Тянусь к ручке, дергаю, но дверь заблокирована. Какая я дура, черт возьми! Сама разрушила тот островок спокойствия, который, казалось, удалось создать после нашего расставания.
Марк хватает меня за затылок и притягивает к себе. Морщусь от боли и прошу:
- Отпусти.
- Не знаю, какую игру ты затеяла опять, но больше я на твой крючок не попадусь.
Он говорит мне прямо в лицо. Так близко, что мы, кажется, снова готовы раствориться друг в друге, будто нет недоверия и стен недопонимания. Марк переводит взгляд на мои губы, и я чувствую, как их начинает покалывать, а затем они нестерпимо зудят. Это предвкушение, полное нашей болезненной зависимости друг от друга.
Но, видимо, ярость Марка сильнее. Он отталкивает меня так же резко, как и притянул. Раздается щелчок замка.
- Если есть что сказать, то говори. Но подумай дважды. Если это какой-то очередной гениальный план, не советую нарываться.
Молча проглатываю последнюю фразу Марка. У меня был только один план: жить с мужем долго и счастливо. Но не столько у судьбы, сколько у людей на нас нашлись свои планы. А ведь я просила, как чувствовала, не лезть в этот чертов бизнес, не пытаться охватить все.
Стук в окно прерывает мои воспоминания. Марк опускает стекло со своей стороны, и я слышу:
- Лейтенант Бессонов, предъявите документы.
- В чем дело?
- Здесь остановка запрещена.
Сейчас я благодарна гаишнику, что он впустил хоть немного свежего воздуха в пропитанный злостью, воспоминаниями и дымом салон.