Но кто это? Оля? Таня? Неужели Катя?
- Эй, - тихонько позвал я. - Ты пореви. И станет легче.
Несколько секунд было тихо, но я ощущал, каких непростых усилий
стоит эта тишина человеку – он задыхался, его распирало изнутри.
Наконец, плач прорвался, и я с удивлением понял, что плачет
мужчина.
Карп?!
- Что случилось? - Я сел, выбравшись из-под стола, таращась в
темноту и осторожно пробуя пространство перед собой руками. - Что с
тобой?
- Мерзко... - Это был не Карп, это был Димка. - До чего же
мерзко...
- Ты о чем, Демон? - Я испугался.
- Мне выпить надо, Брюс. У тебя есть выпить? Нет? Плохо. Мерзко
мне, тошно. Я стрелял когда, на меня же вся эта гадость брызгала. Я
же не отмоюсь теперь. Хоть всю кожу соскребу – не отмоюсь. А Серегу
помнишь? Он старый мой приятель был, сосед, родители наши знакомы
были. А я его в окно скинул. Вместо того, чтобы похоронить. Его
сожрали! Ты понимаешь? Я Серегу скормил этим тварям!
- Ты всё правильно делал, - сказал я. - Если бы не ты, мы бы
сейчас... как твой Серега.
- Мерзко, Брюс. - Димка чуть ли не стонал. - Аж наизнанку
выворачивает. Спать не могу, не спать не могу, ничего не могу.
Водки бы сейчас. Нет у нас водки?
- Нет.
- А мне надо. Завтра найдем. Обязательно! Не могу я трезвый. Без
куража – не могу. Ты сам-то осознал уже, что произошло? Понял, что
– всё, кранты?
- Понял.
- Да нихрена ты не понял, Брюс. Понял бы, лежал бы как я сейчас,
корчился бы, подвывал.
Я нащупал зажигалку. Чиркнул колёсиком, приподнял огонек. На
будильник у окна стоящий поглядел – четыре утра. Димкино лицо
увидал, похожее на отразившуюся в луже луну. На спящих в
разложенном кресле Минтая и Катю уставился. Подумал, что сейчас
тоже не отказался бы выпить, – в горле неприятная горечь копиться
начала, противная жалость к себе несчастному накатила.
- Дима, ты иди к нам, - прозвучал вдруг тихий девичий голос, и я
догадался, что наш разговор слышала Оля. - Тебе отдохнуть надо.
Ложись, тут есть место.
Зажигалка обожгла мне палец. Я охнул, выронил её, зашипел зло.
Уполз к себе под стол, закопался в тряпьё, слушая, как Димка
устраивается на скрипучей койке. Я старался не думать, куда он
сейчас потянет свои руки, и силился разобрать, что там ему шепчет
Оля.
Безнадежное дикое одиночество – вот что я тогда ощутил. Потом
чувство это навещало меня не раз – пока не стало привычным.