- Безусловно, - церемонно ответил
фельдмаршал. – Позвольте вопрос, к чему этот разговор? Механизм
одобрен, организован, взведен и запущен, менять что-либо поздно.
Что мы, собственно, обсуждаем?
Хейг хотел было закончить
напоминанием того, что в преддверии грядущей операции его время
крайне ценно и никак не может тратиться на пустые разговоры ни о
чем, но решил, что это было бы излишним. Впрочем, старый опытный
политик Джордж отчетливо прочитал невысказанное замечание
командующего в складках на его высоком лбу и сардонической улыбке
под пышными усами.
Премьер присел в соседнее
кресло и пригладил пышный складчатый галстук, собираясь с
мыслями.
- Видите ли, друг мой… - заговорил
он, неожиданно понизив голос, так, словно действительно обращался к
старому доброму товарищу, которым Хейг, сколько помнил себя,
премьеру не был. – Я думаю, мои колебания простительны, учитывая
важность момента. И прежде чем … механизм… сработает, я хочу
убедиться, что вы понимаете уровень ставок. Что больше не будет ни
ошибок, ни, тем более, провала.
Хейг открыл, было, рот, чтобы уже
прямо, по-солдатски высказать все, что он думал относительно этой
пустой беседы, но премьер продолжал речь так, словно не замечал
собеседника, и фельдмаршал поневоле промолчал.
- Видите ли, друг мой, - повторил
Ллойд Джордж. – Вам следует по-настоящему проникнуться
катастрофичностью происходящего. Наша империя трещит по швам, за
Каналом еще хуже. Не говоря уже об Италии. Мы с Клемансо раз за
разом спасали положение, не останавливаясь ни перед чем, мы
расстреливали артиллерией мятежные полки и громили
броневиками бунтующие кварталы, мы не остановились перед введением
фактической диктатуры и сажали в тюрьму даже министров. После
прошлогодней катастрофы положение снова удалось удержать, но
Британия и Франция, локомотивы Антанты, повисли на самом краю, где
и балансируют в неустойчивом равновесии.
Легким движением руки премьер оборвал
фельдмаршала, снова порывающегося что-то сказать.
- Да, вы скажете, что дисциплина
восстановлена, армия готова к сражениям, новейшая техника щедрым
потоком хлынула в войска. Но это лишь одна сторона медали.
Оборотная же заключается в том, что наша экономика работает на
пределе возможностей. Фунт чудовищно обесценился, с начала войны
только внутренний долг вырос с шестисот пятидесяти миллионов до
семи с половиной миллиардов. Цены на основные гражданские товары
поднялись в пять раз, и это только по официальной статистике, в
целом жизнь рядового британца подорожала почти в семь раз, а по
отдельным пунктам и во все десять. И это еще не все «счета от
мясника»