***
— Жалобы?
И вот как-то я не понимаю вопроса врача. Стою и туплю. Я вот что
сейчас должна делать, спрашивать у Зайчика, на что он жалуется? А
как это вообще?
— Простите, — тут уже теряется врач, — вы меня услышали?
Я киваю. Молча.
— С вами пришел кто-то, кто может вам перевести вопросы? —
зачем-то тянет гласные врач, округляя глаза под линзами очков, и я
невольно вспоминаю о девочке Лизе, с которой познакомилась только
что.
— Я не немая, — отмираю и начинаю говорить.
— Что же вы комедию ломаете? Раздевайте ребенка.
Я снимаю шапочку, расстегиваю плюшевую курточку Мирона. По мне,
он весьма уже раздет. Да и на улице совсем не лето.
— Догола раздеваем… — терпеливо проговаривает Лидия Григорьевна,
педиатр.
И мне становится страшно в этот момент… Дома я умею раздевать
Зайчика, иногда, вернее, это случается, но не всегда успешно. Да и
сноровки еще нет определенной. Но деваться некуда. Сама
вызвалась.
С замирающим сердцем я снимаю абсолютно все с Мирона. Он немного
кривит свое личико и затем, краснея, явно собирается уже
заплакать.
— Ему холодно, — жалобно проговариваю и с осуждением смотрю на
педиатра.
Врач игнорирует мои жалостливые высказывания с нотками упрека,
снимает с шеи стетоскоп и начинает прикладывать его к маленькой
грудке, прослушивая сердцебиение Зайчика.
А Мирону не нравится осмотр. Он громко сопротивляется
происходящему. Кричит, сучит ножками, а я просто стою за спиной
врача, понимая, что сейчас грохнусь в обморок.
— Лидия Григорьевна, а можно побыстрее. Вы видите, ребенок
плачет?!
— Берите его и кладите на весы, — врач отдает приказ, игнорируя
мои вопросы.
Совершенно уверовав в жестокость и бессердечность врача, я кладу
Зайчика на весы поверх мягкой пеленки.
Женщина смотрит на результаты и с хмурым лицом записывает что-то
в карту Зайчика, дополнительно занося все данные в компьютер.
— Маленькая прибавка, вы что, ребенка совсем не кормите?
— Кормим, как и положено по инструкции, указанной на банке со
смесью.
— Смесь меняем. Через две недели на контрольное взвешивание.
Триста граммов в его возрасте — это очень низкие показатели…
— Хорошо, — выдаю расстроенно.
И почему-то в этот момент ловлю себя на мысли, что испытываю
чувство неприязни к матери Зайчика. Как она вообще может спокойно
где-то находиться, зная, что ее ребенок на попечении у чужих людей?
И где же ее материнские инстинкты?