— Здорово, – достаю из холодильника кефир и, включив лампочку на вытяжке, наливаю в стакан.
Хочется есть, но как только вижу запеченную курицу, подкатывает тошнота. Определенно, мне надо отдохнуть, пересмотреть график сна и рацион.
— Поедешь к нему на выходные? – спрашиваю, потому что тишина угнетает.
Оборачиваюсь к маме и застываю, не донеся стакан до рта. Я знаю этот ее вид – он не сулит ничего хорошего.
— Что-то случилось? – спрашиваю, чувствуя, как в области сердца как будто начинает дрожать.
— Ты мне скажи, – спокойно говорит мать, выставив перед собой руки и разглядывая свежий маникюр. – Звонила сегодня в ваш деканат, оказалось, никому ты там не помогаешь. И после последнего экзамена тебя вообще в университете не видели.
Я отставляю стакан, прикрывая глаза. Нервозность сбивает дыхание.
— Так что же случилось, Надежда?
О, как я ненавижу это ее “Надежда”. Это значит – как раз никакой надежды на то, что все будет хорошо.
— Мам, я… – подыскиваю слова и не нахожу.
Я не умею врать, потому никогда этим и не занималась. Вот и сейчас пожинаю плоды неумения: у меня нет никакого объяснения такому поведению. Я хочу сказать, никакого объяснения, которое могло бы заставить маму смягчиться.
Снова повисает тишина. Чувствую себя так, словно лечу в бездну. Хочется поскорее разбиться уже, честное слово.
— Советую признаться, Надежда, – наконец говорит мама. – Нет никакого смысла молчать.
А я не могу. Вот не могу, и все. Я знаю, меня ждет наказание за ложь, но если мама узнает, почему я врала… Даже не хочу думать. Ник наседает, даже не понимая, что правда сделает только хуже. Я же знаю это на сто процентов.
— Я не делаю ничего плохого, мам, – говорю наконец. – Просто захотелось пожить для себя. Я очень устала от учебы и работы. Это сложно…
— Ну раз ты пропадаешь целыми днями, значит, не так уж и сложно. Я в твоем возрасте…
— Мам, не надо, пожалуйста. Я просто гуляю… С друзьями.
Мама нависает надо мной, я сжимаю зубы, становится нечем дышать. Боюсь поднять глаза.
— Алкоголь? Наркотики? Смотри на меня, Надежда, когда я с тобой разговариваю.
Поднимаю глаза, полные слез.
— Я ничего не употребляю, мам. Честное слово.
— Секс?
Щеки трогает румянец, мне нет смысла говорить хоть что-то, мама понимает и так.
— Все понятно, – качает головой. – Все с тобой понятно. Ты хотя бы предохраняешься?