– Что? – снова повторяю я. На большее от абсурдности происходящего меня не хватает.
— Что слышала. До конца недели будешь сидеть дома. Телефон и ноутбук я забираю.
— Ты не имеешь права… – начинаю я, но мама меня обрывает:
— Я тебя не так воспитывала, Надежда! Совсем не так! Твой отец был моим первым мужчиной! И единственным! А ты… Сколько вы были знакомы, прежде чем ты прыгнула в постель?
Я открываю рот, но ничего не могу сказать.
— Месяц? Неделю? – продолжает мать. – Это по-твоему серьезные отношения, да? Он у тебя хотя бы первый? – Мам… – уже шепчу я, не в силах сдерживать слезы.
— Вот так и твоя тетка залетела, – продолжает она. – Тоже мамкала и слезы лила, любовь у нее. Ты чем вообще думаешь, а? Чем? А если он тебя заразит чем? Или того хуже, забеременеешь!
— Перестань, мам, – я уже почти умоляю.
— Телефон, – отрезает она, протягивая ладонь. Достаю мобильник и кладу ей в руку.
Забрав его, мама идет в комнату, выдергивает из розетки провод, кладет вместе с телефоном на ноутбук.
— А теперь в ванную и спать.
Идет с техникой на выход, я беспомощно спрашиваю в спину:
— Ты действительно сажаешь меня под арест?
Мама останавливается в дверях.
— До конца недели, – кивает мне. – А потом поедешь к гинекологу сдавать анализы, не дай бог подхватила что.
Дверь закрывается, я обессиленно падаю на кровать. Господи, какой кошмар. Так просто не может быть в двадцать первом веке. Какой, к черту, домашний арест?!
Уже ложась спать, думаю, что наверняка мама до завтра успокоится и поймет, как ее затея глупа. Я работаю, в конце концов! Да и какой смысл держать меня дома? Просто нелепость.
Но с утра выясняется, что мама другого мнения.
— Скажись больной, – отрезает на мои слова о работе. – А нет, пусть увольняют. Я уже сто раз говорила, нечего тебе делать в этом гадюшнике, когда я могу тебя устроить помощницей в НИИ.
— В баре больше платят, – заикаюсь я, но замолкаю под тяжелым взглядом.
Под ним же звоню на работу, успев заметить несколько сообщений от Ника на экране телефона перед тем, как его разблокировать. О том, чтобы их посмотреть, не может быть и речи. Потом, когда мать остынет. Возможно, она не будет держать меня под домашним арестом так долго.