М-да, как говорил упомянутый выше
Митрич, полчаса до окончания смены уже относится к личному времени
трудящихся. Кто хочет, переодевается, кто хочет – губы рисует, а мы
водочку потребляем. Всяко для души полезно.
Похоже, сегодня для у данных
индивидуумов смена стала заканчиваться несколько часов назад, а
может и началась с поднятия стакана. Останься Миша в прежнем
состоянии, третье пьяное тело неподвижно находилось бы неподалеку.
И какое у них счастье от этого? А вот топка точно бы потухла. Уже
сейчас-то угли еще видны. А трубы к утру лопнули бы. Мороз-то явно
к двадцати достигнет. Замечательно. В смысле, караул, пожар.
Он достаточно небрежно переложил тела
Митрича и Ивановича на кровать первого из них, поскольку второй
постельного места еще не имел. После этого раскочегарил топку. Она
к тому времени уже практически полностью прогорела и по правилам
надо было написать служебную записку директору ГПТУ с объяснением
случившегося и указанием, почему они, кочегары, такие нехорошие.
Понятно, что матом их будут крыть на все уровнях, включая
городской. А во время этого процесса они должны (если их сразу не
выгонят) прочистить от золы золотники и, после завершения процесса,
заложить новую порцию угля и разжечь.
Вместо этого Миша пошел практически
на уголовно-преступный путь – снова развел огонь без санкции
соответствующего начальства. Для это был использован незаконный
или, хотя бы, небезопасный метод – Миша ловко и щедро плеснул в
топку из ведра низкосортного автомобильного бензина, которое как
топливо было не ахти, а вот как горючий материал самый раз.
Немногочисленные пламенеющие пожарища разжигали бы свежие
пополнения угля долго и тяжело, а бензин вспыхнул мгновенно. Кладки
угля, уже потухшие, снова загорелись от редких угольков, а уж
поверху Миша умело насыпал мелкий, специально покрошенный для этого
случая горючий материал.
Во время этого, между прочим,
уголовно наказуемого процесса, он меланхолично размышлял, когда на
него выйдут заинтересованные лица или прочие враждебные элементы.
Само возможное наказание его совершенно не пугало и не
интересовало. Он знал, что это был не первый раз и не только у них.
При этом, и Замятин об этом знал, и пожарники знали, и в РОНО
контролировали. И преследовать не имело смысла. Всех не пересадишь.
А если пересадишь, то работать будет не кому. Эта практика новому
Мише была получена от старого и, в отличие от других воспоминаний,
досталась в полном объеме и в четком понимании.