Луиза опустила голову. Конечно, глупость. Она уже и сама не понимала, зачем спрашивала. Но проявись Высшая магия у кого-то из сестер или у брата — положение семьи было бы совсем другим. И тогда тетушка Аделаида не считала бы великой милостью сватовство какого-то мещанина Бурделье. Они бы стали вхожи ко двору, и даже для тетушки сыскалась бы блестящая партия. Какой-нибудь герцог… или хотя бы граф. Но это все пустые мечты, Луиза отчетливо это осознавала. А реальность… Хотелось проснуться. Открыть глаза, и чтобы отродясь не существовало никакого Бурделье!
Захотелось побыть в одиночестве. Где-нибудь на валу, где никто не побеспокоит. Луиза понимала, что тетушка тоже не может без остановки твердить одно и то же. А все доводы уже известны.
Она поднялась:
— Я пойду, если позволите. Хочу побыть одна.
Аделаида с пониманием кивнула:
— Конечно, иди. Обещай подумать практично, голубка. Крепко подумать. Брат зла не пожелает. Да и какой монастырь, когда ты никогда и тяги такой не испытывала. А решение против души счастья не принесет. От него вся твоя жизнь зависит. И сейчас, в эти минуты решается.
Луиза кивнула:
— Обещаю.
Она выскользнула за дверь, миновала лесенку и свернула в темный прокопченный коридор, ведущий на задний двор. Только бы не столкнуться с сестрами. Они наверняка извелись от любопытства и немедля станут пытать. Меньше всего Луиза хотела делиться с девочками такими новостями. Сестрицы непременно станут смеяться. Конечно, до тех пор, пока за каждой из них не явится вот такой Бурделье… тогда станет не до смеха.
Луиза выскочила на улицу, обогнула конюшню и почти бегом кинулась к старому крепостному валу, буйно заросшему еще не зацветшей ежевикой и орешником. Слезы снова душили, но здесь их никто не видел — можно нарыдаться вволю. Оставалась лишь одна надежда — что отец назавтра смягчится.
Ночь выдалась скверной. Луиза так и не смогла сомкнуть глаз, ворочалась в липком нервном поту, несмотря на холод. Все чудилось, что вот-вот откроется дверь — и в щель просунется красная физиономия с неизменным носовым платком. Даже мимолетная мысль о том, что этот кошмарный сатир коснется ее хоть пальцем, вызывала приступ тошноты. Какие тут доводы? Какой здравый смысл, на который так уповала тетушка? Нет! Нет! Все что угодно лучше этого кошмарного замужества. Даже монастырь… Уж лучше не доставаться никому!