В одном тетушка была права — отец, действительно, никогда не был злым или жестоким. Но, как говорили: упрямство — семейная черта де Монсо. Луизе приходилось и самой это признать. Зато, какое необыкновенное удовольствие доставляла порой возможность переупрямить отца. Пусть в мелочах, но тот бился за них с таким жаром, будто речь шла, как минимум, о жизни… однако, нередко отступал. Нужно было лишь постараться. А, вдруг, и теперь отступится?..
Эта мысль неожиданно придала уверенности. По всему выходило, что отец не поверил в серьезность ее намерений. А когда поверит — то непременно оставит эту затею. Главное — самой не дрогнуть.
Луиза поежилась в кровати, прижалась к широкой теплой трубе дымохода, грея озябшие пальцы. Ночи еще были по-весеннему холодными, выстуженные за зиму замковые камни превращали комнаты в ледник. Но здесь, в крошечной клетушке над кухней, даже зимой было неплохо. Огромную кухонную печь растапливали рано утром, к полудню угли догорали, но накопленного тепла вполне хватало на день. И эта маленькая комнатка давала уединение, которое Луиза так ценила. Отец не одобрял — не по чину дочери барона было ютиться в каморке прислуги. Но протопить много комнат средства никак не позволяли. Ночевать вместе с сестрами в одной кровати и до драки делить одно одеяло на всех Луизе совершенно не хотелось. Особенно с противной Франсуазой. И в одиночестве можно было читать перед узким оконцем до самой ночи.
Дверь со скрипом приоткрылась, и показалась тетушка, зябко кутаясь в шерстяную шаль:
— Доброе утро, голубка. Как спалось?
Этот визит уже сам по себе не мог служить добрым знаком. Обычно будила Нинон, дочь кухарки, служившая горничной.
Луиза села на постели, поплотнее закуталась в одеяло. Не столько согреться, сколько спрятаться.
— Что-то стряслось, тетушка?
Аделаида опустилась на кровать. Молчала. Нагнулась, прижала к теплой трубе дымохода ладони. Посидела с минуту, вновь спрятала руки в шаль. И взгляд отвела.
— Отец зовет. Велел разбудить.
Ответ не сулил ничего хорошего. Значит, отец не остыл. Луиза покачала головой:
— Не передумал?
Тетушка вздохнула:
— Конечно, нет. Ни на крупицу не переменился. А ты, голубка? Не передумала?
Луиза даже фыркнула: