Бывает и наоборот. Когда все происходит, как в сказке про лжеутку-подкидыша.
Появляется белая лебедь, вся в изгибах, перьях, пене, глаз подсвечен изнутри сиянием. Даже текучие воды застывают, чтоб отражение не испортить.
Все готовы любить. А что еще с красотой делать? Ощипать, суп сварить? Такое практикуется нередко. Однако из просто уток супы вкуснее и полезнее. А этими – только любоваться, пока перья не повылезают. А есть еще такие психи, что шею норовят свернуть – потому что нельзя быть красивой такой. Так что, может, с ушами-радарами и носом-рулем оно и спокойнее, и характер формируется поуживчивее в соответствии с рыночным спросом.
И еще, конечно, лучше бы красивые появлялись исключительно в богатых, ни в чем не нуждающихся семьях. Им бы тогда больше прощали, учитывая их материальные возможности и практическую недоступность. Но природа на такую справедливость не пойдет ни за что, хотя и делает богатым целый ряд скидок: пластическими операциями и другими дорогостоящими манипуляциями даже лягушку можно превратить в лебедя. Хотя все равно непонятно, зачем им это надо. Ведь у красивых статистически судьбы одна жальче другой. Все норовят красотой обладать, вобрать в себя хоть лучик от светящегося ока, хоть улыбку, хоть слезу. И чаще всего слезу. Для самоутверждения.
Ну вот и жила на свете одна из таких красавиц. Мама ее шила другим женщинам одежды, в которых те старались затмить одна другую. Девочка с ранних лет видела рыхлых и тощих тетенек в нижнем белье, редко когда их украшавшем, с гордыми лицами, улыбающимися своим отражениям в маминой примерочной комнатке. Они ей не нравились. Хотя понятно было, что именно из-за их стремления украшать себя, баловниц судьбы, они с мамой и существуют. Папа когда-то и где-то был, но растворился в сиреневом тумане. Поэтому мама проклинала всех мужчин, повторяя, что со стороны противоположного пола дует ветер коварства, обмана и подлости. Спорить было трудно, ибо факты – вещь упрямая, а папа плевать на нее и то брезговал, и это был факт. Мужчин она не уважала и сторонилась, хотя мечтала о любви – одной-единственной и на всю жизнь. Откуда приходят эти вредные мечты, непонятно, но посещают они всех, никого не щадят.
И именно в момент возникновения мечт стали проявлять беспокойство мамины клиентки. До этого им совершенно не мешало, что в комнате ошивалась дочка портнихи, как бы нахально ни пялила она на них свои глазищи. Они даже иногда спрашивали у нее снисходительно: «Ну как?» или: «Спину не тянет?», или: «Цвет не бледнит?» и вполне удовлетворялись безликими словами: «Нормально», «Вполне» или просто кивком. А тут вдруг одна за другой стали стесняться раздеваться при ней и расстраивались из-за фасонов и цвета лица.