Ну а что я ему скажу-то?
Если ты весь вечер заседал в «комнате раздумий», заходи ко мне на прием? Сдадим анализы и проведем осмотр?
Бр-р…
Издав короткий смешок, Рамис поворачивается к притихшей Вере, и огорошивает:
— Я не стал рисковать своей головой, пробираясь через метровые сосульки, — одаривает нашу королеву разбитых сердец серьёзным взглядом, — Поэтому и перед вами, Вера Ивановна, вынужден извиниться. Не смог принять ваше уникальное торговое предложение.
Из милого окулиста Семёнова превращается в гадюку. Плюется ядом и выкрикивает Кадирову какой он мудак, широким шагом семеня к входным дверям. Чудом те выдерживают разъяренную атаку и не срываются с петель.
— Рамис Булатович, это было грубо.
Сухо объявляю, пытаясь высвободить свою руку из теплого плена костоправа.
— Отправить малознакомому мужчине вульгарные фотографии своей голой груди и предложение секса — это тоже, знаете ли, грубо. — Тянет меня на себя, разворачивая лицом, словно какую-то пушинку.
— И откуда только телефон узнала…
— Каюсь, грешным делом, подумал, что ты дала, — скалится заведующий.
— Ну ты и аршгесихт!* — мой голос скрипит, а глаза готовы вывалиться из орбит.
Правда в этом случае офтальмолог Верочка мне не поможет, а добьет.
* Arschgesicht — ах ты, задница! (лит. перевод с немецкого языка)
__
Как думаете, отстанет теперь Верочка или непрошибаемая гадюка?))
Рамис
Ловлю себя на мысли, что в этот момент очень похожу на кота, мечтательно созерцающего аппетитную сосиску, лежащую на тарелке. Именно с такими осоловевшими глазами я смотрю вслед удаляющейся фигурке Рихтер.
«Ну ты и аршгесихт!» — Кажется, так рявкнула эта рыжеволосая фурия, испепелив меня своим васильковым взглядом?
Держу пари, что терапевт обозвала меня говнюком, но всё равно иду и улыбаюсь как первый идиот в больнице.
И усатый Михайлов, внезапно выскочивший из-за угла, тоже улыбается. Но не Рихтер, которой он лишь сухо кивает, а мне. Активно размахивает руками, как будто у меня мог быть шанс не заметить его.
Неужели Верочка успела настучать?
Да нет, это исключено. Иначе он не стал бы так улыбаться…
— Рамис Кадирович! Очень, очень рад! — восклицает он, искажая моё отчество.
— Доброе утро, Степан Дмитриевич.
Покорно меняя маршрут, иду в его кабинет.