– А знаешь, возможно, ты прав, сын, – задумчиво произнес Карл. – Сдается мне, все дело в этом магиере. Наверняка, проклятый прагсбуржец опутал тебя своими колдовскими тенетами, которых сам ты попросту не замечаешь. И я надеюсь, смерть Лебиуса, действительно, развеет темные чары и принесет успокоение в твою смятенную душу, а мне вернет прежнего сына. Я очень на это надеюсь, Дипольд…
Пфальцграф промолчал. Дипольд ни в коей мере не разделял нелепого предположение отца. Он не верил в возможность околдовать человека исподволь, тайком – так, чтобы тот ничего не заметил и не догадался о свершенном над ним магическом действе. Но сейчас-то важно было другое: Карл проникся, наконец, нужным настроем!
Дипольд видел, как крепко пальцы отца сжимают широкие подлокотники. Вон, аж фаланги побелели! Прежде ничего подобного он за своим сдержанным родителем не замечал. Можно было только догадываться, какая буря бушует в сердце курфюрста, если несокрушимая броня напускного спокойствия Карла Осторожного дает такие трещины.
– Война с Верхней Маркой будет, – откинувшись на спинку кресла-трона, остландский курфюрст объявил об этом как о деле решенном. – Но, поскольку нам придется иметь дело с опаснейшим противником, к войне этой мы станем готовиться так, как я сочту нужным.
Лицо пфальцграфа дернулось. Губы искривились. Глаза полыхнули недобрым блеском. Карл этого не заметил. Не счел нужным замечать:
– К кайзеру я отправлюсь сегодня же. Мои гвардейцы поедут со мной. С верной гвардией при императорском дворе я чувствую себя спокойнее. Сам понимаешь, двор – это настолько м-м-м… непредсказуемое место.
Дипольд понимал. Двор Его Императорского Величества – такое место… А курфюрст Карл Осторожный всегда должен блюсти осторожность. В особенности, находясь… «Так близко к трону» находясь.
– В Вассершлосе я оставляю…
Карл повернулся к неподвижной, закованной в латы статуе-телохранителю. Сказал-приказал-позвал:
– Фридрих!
«Ага, значит, все-таки Фридрих, – отметил про себя Дипольд. – Не Фердинанд»
Статуя ожила. Выступила из тени кресла.
– Да, ваше сиятельство, – Фридрих склонил голову. Голос старого вояки прозвучал негромко, придавленно-хрипло, бесцветно. Зато отчетливо звякнул гибкий доспех трабанта. Чешуйчатая броня на кожаной основе, открытый шлем с чешуйчатыми же наушниками и назатыльником. Бесстрастное обветренное лицо, усеянное шрамами и трещинами морщин, тоже казалось продолжением защитной чешуи. Словно… М-да…