– В чем дело, я тебя спрашиваю!
– Пока не знаю, ваша светлость. Ворон по доброй воле не залетит в человеческое жилье.
– Если почует труп – залетит, – Дипольд покосился на мечи в руках телохранителя. Оба клинка были заметно иззубрены.
Фридрих пропустил злую остроту мимо ушей. Добавил озабоченно:
– К тому же с этим вороном что-то не так.
– Что?
Этот вопрос Дипольда тоже проигнорировали.
– Я должен идти, – задумчиво пробормотал гвардеец. – Нужно расставить арбалетчиков у бойниц …
– Будешь охотиться на воронье? – фыркнул пфальцграф.
– …А вам, я полагаю, лучше пока не выходить из своих покоев без крайней нужды.
– Да мне плевать, что ты полагаешь! – Дипольд заводился по новой. Вслед за отцом и этот ландскнехтский выскочка обращался с ним как с ребенком. Хуже чем с ребенком!
– Ваша светлость, я получил приказ оберегать вас от любых неприятностей. И приказ этот я выполню, даже если мне придется применять по отношению к вам силу, – сказано это было как бы между прочим. Как само собой разумеющееся. Думал же сейчас Фридрих о чем-то ином. Не о Дипольде – это точно.
Не выпуская мечей, гвардеец выглянул из бойницы. Посмотрел вверх, выискивая встревожившую его птицу. Затем – вниз, где на внешних стенах лениво прохаживались стрелки дневной стражи. Только кликнуть стрелков он так и не успел.
Да, в первую очередь Фридрих был телохранителем. Хорошим телохранителем. Очень хорошим. Слишком хорошим. На свою беду. Озаботившись неведомой опасностью, он невольно подставил спину тому, кого обязан был защищать и оберегать.
Меча у пфальцграфа не было – об этом Фридрих, конечно же, знал, поскольку сам держал меч Дипольда в левой руке. Но гвардеец не подозревал о ноже, спрятанном в правом сапоге пфальцграфа. А если и подозревал – то в эту минуту напрочь забыл о своих подозрениях.
Пока Фридрих обозревал небеса, Дипольд извлек оружие из-за голенища. Когда гвардеец перевел взгляд на стены замка, Дипольд уже стоял над трабантом с занесенным засапожником. И ни опыт, ни чутье, ни воинское искусство не могли уже спасти Фридриха.
Небольшое изогнутое лезвие пропороло шею, словно специально подставленную под нож. Бритвенно-острая сталь вошла в щель между чешуйчатым воротом панциря и назатыльником шлема. Удар был сильным и точным, безжалостным и умелым. И удар достиг цели. Рассечены мышцы и артерии. Перебита кость в основании черепа. И – предсмертный хрип вместо крика. И – агония. И – все. И – одним верным гвардейцем у Карла Осторожного меньше.