— Казалось бы, и горя, и бесчестья, и скверны, и греха всю чашу
мы до дна с тобой испили? Нет, не всю! — услышал я слова,
произнесённые дрожащим от сдерживаемых чувств голосом моей
сестры.
Я сунул записку в карман.
Да, как видно, не всю чашу...
***
— Какой кошмар. Какой ужас! Зачем люди смотрят такое? Зачем они
вообще сочиняют такие пьесы?!
Света сидела на пассажирском сиденье и смотрела перед собой
широко раскрытыми глазами.
— Видимо, есть какой-то смысл, — вздохнул я. — Позволишь немного
критики? Вскакивать и вопить матом на актёра, играющего Креонта,
было совершенно не обязательно.
— Я не знала, что это — «матом». Ты так иногда говоришь.
— Говорю, когда никто не слышит.
— То есть, я, по-твоему — «никто»?!
— Ты не «никто». Ты — «свои». — Я понял вдруг, что Свету, не
принадлежащую к миру аристократов, воспринимаю частью иного мира.
Своего. И выражаюсь при ней иной раз так, как привык. — К «своим» я
причисляю тех, кто в курсе, кто я и откуда. И перед кем можно не
притворяться.
— Извини, — потупилась Света.
— Да ничего... Приход Тьмы твоё сегодняшнее выступление вряд ли
приблизит, а остальное, как по мне, запросто можно списать по
статье «ерунда, не требующая особого внимания». Посудачат, да
забудут.
Мысленно я порадовался, что Света живёт в академии на чердаке и,
как следствие, львиной доли этих толков не услышит. И отдельно
порадовался тому, что за нами не увязался Джонатан, остался в
академии. Фамильяр мог внести в ход спектакля ещё больше
разнообразия. Тогда бы Надя меня точно убила.
— Я не смогла сдержаться, — вздохнула Света. — Я ведь такая же,
как эта Антигона!
— Это какая? — заинтересовался я.
— Меня тоже схватили и заперли в тёмном страшном месте просто за
то, что я — такая, какая есть.
— Но ты не повесилась, а нашла выход, — возразил я.
— Но ведь не все же так мо-о-о-огут! — заревела вдруг Света.
Она даже светиться стала тусклее. Эк её накрыло-то. Я вот почти
всю пьесу пропустил мимо ушей и мимо глаз, если так можно
выразиться. После того как Анна передала мне записку, думал только
о ней.
Что там, чёрт побери, может быть? Признание в любви? Дай бог,
если хотя бы так. А если что-нибудь похуже? Меньше всего на свете
мне бы хотелось даже десятиметровой палкой касаться каких-то
внутрисемейных интриг императорского двора. Хотя я, конечно, уже
бывал к ним опасно близок, но фанатом так и не стал.