—
Большое спасибо вам за ваше творчество! Берегите себя!
Мимо как раз проходила бортпроводница с
опустошенным подносом, на котором ютился единственный стаканчик.
Высоцкий взял его и ответил:
—
Благодарю, товарищ!.. Постараюсь!
«Чокнувшись» мы выпили с ним, и я
ретировался. Я прекрасно понимал, что для великого человека это
лишь мимолетный эпизод, о котором он забудет раньше, чем самолет
коснется бетонки в рижском аэропорту. А вот для меня эта встреча
имела значение. Замысел нового, главного романа моей жизни
выкристаллизовывался в моей голове. В нем я должен осмыслить эту
эпоху так, как это не сможет сделать ни один из современных
писателей. Потому что все они погружены в поток времени и не
ведают, что ждет их за поворотом.
А
я — ведаю! Единственный не только из поэтов и писателей всего мира,
но и вообще — из четырех с лишним миллиардов человек, населяющих
сейчас планету. Будет не только глупо, но и непорядочно не
использовать такую возможность. Глупо, потому что другого такого
шанса не будет, а непорядочно — потому что я должен предупредить
всех, кто прочитает мою книгу, если уж не могу предупредить
конкретных людей. По крайней мере — обязан постараться.
Нет, я, не смотря на свои двадцать, не
настолько наивен, чтобы верить в силу воздействия печатного слова
настолько, чтобы надеяться, что книга может приостановить процессы
разложения советского общества, которое приведет к чудовищной
катастрофе, именуемой развалом СССР. Катастрофа, так или иначе
произойдет. И потому, что огромный талант, который сидит в десятке
кресел позади меня, губит свою жизнь собственными руками, и потому,
что эти белесые юнцы напротив считают, что независимая Латвия будет
процветать, и по миллионам других причин.
И всем этим миллионам кажется, что
им нужно больше свободы, которая заключается, прежде всего в том,
чтобы слушать западную музыку, носить западные тряпки и покупать
все, что душа пожелает. И при этом они думают, что за эту кажущуюся
свободу им не придется платить страшную цену. Вот в чем их главное
заблуждение, которое нужно попытаться развеять книгой, которую я
должен написать. Ну или хотя бы попытаться. А вдруг Высоцкий ее
прочтет и переменит свое отношение к себе самому и своему
здоровью?
Ведь его слово, как никакое другое, было
необходимо нам в Катастройку и проклятые Девяностые! Я понимал, что
меня слегка уже заносит. Пора возвращаться к действительности. Как
ни убегал самолет от рассвета, что накатывался с востока, но Земля
двигалась все же быстрее. За иллюминаторами сиял золотой свет. И
когда «Ту-104» опять погрузился в мокрую вату облаков, то под ними
тоже оказалось светло. Бортпроводница объявила, что самолет
готовится к посадке и что в аэропорту города Рига температура
воздуха три целых, девять десятых градуса, пасмурно, но без
осадков.