— Евлампий Мефодьевич, — обратился я к нему. — Мне нужна пишущая
машинка.
— Мне — тоже! — буркнул он.
— У меня важное задание от главного редактора.
— Вот он пусть и обеспечивает вас пишмашинкой.
— Тогда я иду к нему.
— Идите.
В глазах у завотдела застыло плохо скрываемое презрение. Видать,
он считал меня любимчиком у начальства. Это надо было срочно
поправить.
— Знаете что, Евлампий Мефодьевич, — сказал я ему. — Не надо
смотреть на меня с таким презрением. Это вам не к лицу.
— С чего вы взяли, что я вас презираю? — спросил он, опуская
взгляд.
— По глазам вижу, — ответил я. — Вам не нравится моя дружба с
начальником, очевидно, вы боитесь, что я вас подсижу. Верно?
Завотделом неопределенно дернул плечом.
— Ну вот видите, я угадал... Только ведь грязные методы в
карьеризме до добра не доводят, верно, Евлампий Мефодьевич?
— Причем тут я? — вскинулся тот.
— При том, что в тридцать седьмом вы написали донос на своего
начальника, чтобы занять его место, — произнес я совсем другим
тоном. — И заняли. А когда в пятьдесят шестом стали вскрываться
факты, подобные этому, вы испугались, что и про ваш донос станет
известно общественности. И боитесь до сих пор. Так что не
стремитесь выйти наверх, утешаетесь, что хотя бы высоко падать
придется. Много лет на одной должности просидели. Но поверьте, я
никоим образом не претендую на вашу должность... У меня другие
планы, и они выходят за пределы этой редакции. А вот машинка мне
нужна сейчас.
— Я достану вам пишущую машинку, — пробурчал изрядно
побледневший Синельников. — Только, ради бога, никому не
рассказывайте это все... И вообще, откуда вы узнали?
Он нервно скрёб пальцами по столешнице и даже не замечал того,
какой мерзкий звук это производит.
— Не расскажу, — пообещал я.
А вот другие расскажут. Не сейчас, гораздо позже... В
перестройку по газетам и журналам пройдет волна разоблачений.
Синельников, уже старый, пенсионер областного значения, увидев свое
имя в газете, примет лошадиную дозу снотворного. Не от того, что
ему что-то реально угрожало — страх доконал его. Столько лет в
страхе жить.
Я достал из стола недопитую бутылку коньяку, плеснул ему в
кружку. Себе тоже налил. В конце концов, незачем обижать мужика.
Начальник он не вредный. Всегда отпроситься можно, и не
докапывается, чем именно сотрудники на работе занимаются. Надо
как-то почаще разговаривать с ним на тему его старого доноса, чтобы
он привык, что это уже не тайна. С глазу на глаз, конечно,
беседовать... И потом, когда выйдет разоблачающая статья в газете,
он уже не будет так реагировать и не наделает глупостей... Я
внимательно посмотрел на него — лет десять еще потом точно поживет,
мужик он крепкий.