С этого момента, моя жизнь круто изменилась. Как, оказалось,
здесь находится только что созданная тренировочная база Фронта
Национального Освобождения Никарагуа. О том, что я свой, ни у кого
не возникало и тени сомнения. На лицо я вполне подхожу за своего.
Мою расу – самбо, определили ходу. Мотороллер? Зачем рядовому бойцу
нужна такая техника. Конечно же я «добровольно» передал ее на нужды
Фронта Национального Освобождения, и с тех пор часто видел, как
курьер мотается на нем по городу, то что-то отвозя в одну сторону,
то возвращаясь с горячительными напитками обратно. Но я прекрасно
"понимал", что наши командиры денно и нощно стараются привить нам
некоторые военные навыки, и спиртное помогает им, как-то сохранить
свои нервы. Ну да, пьяному ведь море по колено.
Меня переодели в некоторое подобие формы состоящей из брюк и
гимнастерки цвета хаки, и ботинок с высокими голенищами. В качестве
головного убора выдали панаму, чем-то похожую на те, что когда-то
выпускала советская фабрика имени Ахунбабаева в Ташкенте, и в
которых ходили, советские солдаты в южных республиках. Вся,
гражданская одежда, находящаяся в моем рюкзаке исчезла в непонятном
направлении. Правда, рюкзак мне все же оставили, видимо решив на
мне сэкономить. Да и мой собственный мало чем отличался от тех, что
выдавали всем остальным. На брезент, который находился в моем
рюкзаке не обратили внимания. Просто приказали свернуть его в тугой
валик, и подвязать снаружи рюкзака, как у всех остальных. Я
благоразумно исполнил приказ, не акцентируя на том, что это не
просто брезентовое полотно, а настоящий спальный мешок с надувным
матрацем. Доллары ушли моментально. Мне еще сделали выговор,
попеняв на то, что настоящий гражданин Никарагуа не должен даже
касаться руками этих грязных бумажек. Потому что именно они и
повергли мою страну в пучину хаоса.
То, что в моих документах значилось, что я совсем недавно
перешел границу, и не являюсь гражданином Никарагуа, никого
совершенно не волновало. Более того, их просто никто даже не
собирался разглядывать. Тот мужчина, просто спросил:
- Ты хочешь, отказаться от старого мира, и посвятить свою жизнь
борьбе за народное дело.
Я, разумеется, согласился с его словами. И мне тут же было
предложено, в знак солидарности с трудящимися всех стран совершить
символическое сожжение. А мой испуганный взгляд, мужчина похлопал
меня по плечу, и добавил: