Что поделать, порядки у нас на станции
почти военные. Полковник, хоть и в армии никогда не служил, любил
дисциплину со страстью истинно штатского человека, то есть следовал
исключительно букве устава. Если перед выходом положен получасовой
инструктаж, значит, команда получит его в полном объёме. А чтобы мы
не филонили, приходил лично или присылал заместителя - Козлова.
Кстати, впервые наблюдаю столь потрясающее совпадение характера
человека и его фамилии. Пожалуй, правы те, кто считает, что
последняя откладывает отпечаток на психотипе. Впрочем, у меня
фамилия из той же звериной оперы. Лосев я.
Вокруг каравана, готовящегося к выходу на
поверхность, всегда собирается малышня. Детишки крутятся, понимая,
что могут рассчитывать на добытую там, наверху, плитку шоколада или
горсть засахаренных карамелек. Под землёй, на "вкусняшки" надеяться
нечего. Самая калорийная еда идёт тем, на ком собственно Двадцатка
и держится: администрации, бойцам охранения, поисковикам.
Станция давно на самообеспечении. Весь
найденный на поверхности улов полагается сдавать на склад, оставить
чего-то себе мы не вправе. Всё в общий котёл, а там Полковник
распределит кому, что и сколько. Разумеется, есть ещё и налоги.
Двадцатке приходится платить дань как и всем остальным
"цивилизованным" станциям.
На Двадцатке талонная система, привет из
советского прошлого. Аккуратно нарезанные разлинованные кусочки
бумаги: белые в клеточку - на продовольствие, в полоску - на
витамины, без них в подземелье не протянуть. И зелёные,
тетрадочные, на которых можно прочесть отрывки из таблицы
умножения, правила грамматики - самые заветные для некоторых не
пользующихся спросом у прекрасного пола бабников вроде
Толика.
А вокруг нас вертятся дети. И разве мы,
караванщики, не люди? Разве, глядя на чумазые личики тех, кто
никогда не видел солнце, родился в вонючем и мокром туннеле, и,
наверное, проведёт в нём всю оставшуюся жизнь, не дрогнет рука и не
захочется припрятать шоколадную плитку в потайном кармане, чтобы
потом втихаря вручить очередному любимцу и, с грустной улыбкой
смотреть, как он запускает острые зубки в растаявшее
лакомство.
Этот пацанёнок был совсем мелким, видать
недавно оторванным от материнской титьки, иначе бы он, услышав
протокольную фразу Ботвинника: "Ставим часы на обратный отсчёт,
расчётное время двести сорок минут", не спросил: